отпечатки пальцев. Нет. Это не грязь. Кровь. Кровавые отпечатки. Четыре. Одного не хватало.
Сердце в ее груди подскочило, и ноги стали вялыми, как вареные макароны. Похоже, она совершила ужасную ошибку. Обернувшись, Рута стряхнула последние остатки морока, и дом предстал перед ней в своем истинном обличье: мрачная, гниющая дыра, покрытые плесенью стены. Ужасная вонь ударила Руте в нос, ее чуть не стошнило. И повсюду крысы. Как же она ненавидела крыс. Тихонько взвизгнув от отчаяния, Рута поплелась вперед, будто пытаясь убежать от темноты. Где же дверь? Никаких признаков выхода! Будто дом сам скрывал от нее путь к бегству. Будто хотел навеки замуровать ее внутри.
«И на ее челе красовалось загадочное имя: Блудница из Великого Вавилона»…
Она не видела этого странного человека, но слышала голос. А потом он стал насвистывать эту отвратительную мелодию. Отсюда должен быть выход! Окно справа выглядело многообещающе, и она из последних сил бросилась к нему. Через деревянные рейки, которыми было забито окно, она увидела какого-то бомжа, зашедшего за угол помочиться.
– Эй! Мистер! Мистер, помогите мне! Пожалуйста, помогите! – закричала она, но, поняв, что ее не слышно, стала барабанить кулаками по рейкам. Затем попыталась оторвать одну из планок. Из-под ногтей стала сочиться кровь, она исколола ладони занозами. Пьянчужка снаружи закончил свое мокрое дело и, шатаясь, побрел прочь. Рута сползла на грязный пол, всхлипывая.
Когда Руте было три года, мама прятала ее в огромный сундук, чтобы хозяин квартиры не узнал, что в семье есть еще один ребенок, и не вышвырнул их прочь. Она сидела в темноте, сжавшись в комочек, от ужаса не способная двинуться. Ей казалось, что она провела там целую вечность, и с тех пор страх западни снова превращал ее в беспомощного ребенка. Запаниковав, она полностью утрачивала здравый смысл. Рута принялась в отчаянии кидаться из стороны в сторону. Лабиринт коридора приводил ее только в страшные темные комнаты, за распахнутыми дверями оказывались кирпичные стены. И повсюду ее преследовал этот страшный мотив. Наконец Руте удалось найти еще одну дверь. Она взялась за дверную ручку, и тут под ней открылся люк. Рута пролетела несколько метров вниз и оказалась в затхлом подвале. Ушибленная лодыжка страшно заболела. Рута закричала от боли и досады, затем попыталась встать, но тщетно – боль была невыносимой, и она рухнула на грязный пол.
Потолок над ее головой заскрипел. Она услышала жуткое посвистывание. В голове уже не осталось никаких мыслей, кроме одной: желания выжить. Рута поморгала, чтобы глаза привыкли к темноте. Очевидно, она упала с большой высоты: улица была в метрах четырех над ней. Здесь наверняка можно орать до одури, и тебя все равно никто не услышит. Ей нужно какое-нибудь оружие. Рута поползла вперед, сантиметр за сантиметром, пытаясь нащупать что-нибудь, что может пригодиться. Наконец под ее рукой оказалась какая-то гладкая палка. Слишком легкая, но если попасть ею в глаз или горло, могла и ранить. Прижав палку к груди, Рута вся обратилась в слух. Где-то над ней раскрылась дверь, и показался тоненький лучик света. Рута увидела вдалеке лестницу. В таком состоянии это непреодолимая преграда для нее. Остается только надеяться на палку. Ей придется сделать нечто большее, чем нанести рану.
Мистер Гоббс закрыл дверь, и свет пропал. Рута снова оказалась в полной темноте, как много лет назад в сундуке. Она пыталась дышать как можно тише, хотя ей хотелось кричать изо всех сил. Шаги незнакомца гулко раздавались все ближе и ближе к ней, и Рута поняла, что он может ходить без трости. Жуткая мелодия эхом отдавалась от потолка. В этот раз он добавил слова: «Страшный Джон, Страшный Джон, в белый фартук наряжен. Вскроет горло, кости заберет и за пару камней толкнет».
У Руты застрял ком в горле. Она даже боялась сглотнуть. Старый очаг внезапно ожил, в нем загорелось пламя, которое залило комнату оранжевым светом с жутковатыми тенями.
Рута съежилась за обрывками ветхой занавески, оставшейся висеть здесь на веревке для белья с незапамятных времен, и принялась наблюдать через обрывки материи. Она не видела мистера Гоббса, но слышала его.
– …Великого Вавилона, Блудница Наряжена и Брошена в Пучину Морскую, как и вся мерзость земная. И это было пятое приношение, как пожелал того Господь Бог.
Язык Руты присох к горлу. Что-то непонятное шевелилось в темноте по углам, но как только она поворачивала голову, все исчезало. Левая нога полностью онемела.
– …И увидел я новые небеса и новую землю, прежние земля и небо ушли в небытие, и моря не стало. И я, Джон, увидел святой город. Новый Иерусалим, что спускался прямо из Рая от Господа Бога нашего, нарядный, как невеста, встречающая жениха. И услышал я глас с небес, твердящий, узри Обитель Божью, где Бог будет жить с людьми, и они станут его приближенной паствой, и Бог пребудет с ними навечно. Ты слушаешь, Руби?
Рута прижала к груди свою палку и ничего не ответила.
Страшный человек бросил что-то в очаг, так что пламя яростно взревело.
– И он воссел на трон и сказал, узри, я сотворил все заново. Я – Альфа и Омега, начало и конец. Я дам всем жаждущим фонтан с водой свободной жизни. А тот, кто придет следом, унаследует все сущее, и я буду Богом его, а он будет мне сыном.
Он расхаживал по комнате и продолжал говорить:
– Но неверующие, недостойные, распутники и идолопоклонники обретут кару в озере из пламени и серы. И только избранные восстанут вместе со Зверем. И мир падет в прах.
Он находился на противоположном конце комнаты, это было понятно по звуку голоса. У Руты все расплывалось перед глазами и душа ушла в пятки. Она
