странной казалась эта тишина вокруг. Будто русские танки приехали в Галицию покататься по городам и весям ради любопытства.
Только подумал, и в следующий миг у недалёкого перелеска зашевелилось, а следом из-за деревьев вымахнули всадники. Они неторопливо рысили по полю примерно в полукилометре от танка. Никифоров взялся за бинокль – польские уланы. Неполный взвод, десяток конников с пиками, саблями, карабинами за плечами. Солнце тускло отсвечивало на касках слегка приплюснутой формы, а на шевронах хорошо различался характерный польский зигзаг, прошитый серебряной нитью.
Неожиданно кавалеристы встали, не приближаясь к дороге. Гарцевали под всадниками породистые скакуны, но на подготовку к атаке это не походило. Никто не потянул с плеча карабин, не изготовил пику или другое оружие – никаких враждебных намерений.
«Витязь» сбавил ход, поворачивая орудийный ствол, потом и вовсе остановился. В Меморандуме государя говорилось о возвращении отторгнутых у России территорий за недействительностью предыдущих договорённостей, но официального объявления войны не было. Боевых действий по ходу движения войск не отмечалось, не считая двух-трёх мелких перестрелок с националистами на Волыни. Русские части катилась свободно и широко, и так же легко, без единого выстрела откатывалось Войско Польское. И вот уланы…
Тем временем всадники съехались в кучу. Что делали, было не разглядеть. Но вот разъехались, разделившись примерно поровну и оставив между собой двоих пеших. Дальше началось странное, а потом и страшное.
Один улан стал, широко расставив ноги. На плечо вскинул нечто длинное, похожее на трубу, но с квадратным щитком посередине, точно как у пулемёта «максим», только поменьше. Приладил и начал выцеливать. Второй, с неким непонятным предметом в руках, отступил на метр от первого, проделывая с тем самым предметом какие-то действия – то ли кнопки нажимал, то ли рычажки двигал.
Никифоров слышал о конной артиллерии поляков. Так что, перед ним сейчас она и есть? Сказать по правде, на артиллерию это походило мало. Ручных пушек прапорщик отродясь не видал, да и какой выстрел можно произвести с плеча? Что за калибр у поляков, смех один?!
Пока гренадер соображал и удивлялся, из конца ярко полыхнуло с глухим хлопком, и в сторону танка рванула шипящая дымная полоса. Она стремительно приближалась по пологой дуге и – Никифоров мог бы поклясться – выписывала в воздухе лёгкие зигзаги, будто чья-то невидимая рука слегка подправляла движение.
Ещё не понимая, не осмысливая происходящего, но инстинктом бойца угадывая в этом странном, ни на что не похожем движущемся дыму смертельную опасность, прапорщик гаркнул:
– С брони!
Услышали его или нет, Никифоров уже не узнал. Жуткая полоса воткнулась прямо под башню «Витязя», чудовищный взрыв сотряс пространство. Вспышка ослепила, а горячая тугая волна подняла прапорщика и швырнула через дорогу. Каким-то чудом он не потерял сознания и видел – в полёте видел! – как восьмитонный «Витязь», весь в клубах дыма, приподнялся, как взнузданный скакун. Башню сорвало, будто пробку из шампанского, и снесло в придорожный кювет.
На одну бесконечную секунду танк завис в неестественном положении, а потом рухнул на гусеницы, изрыгая из своего нутра языки рыжего пламени и облака чёрного жирного дыма. Изломанными тряпичными куклами разлетались в стороны гренадеры.
Тут тело прапорщика Никифорова приложило об землю, аж дух выбило из груди. Несколько долгих, тягучих мгновений он ещё видел над собой голубое летнее небо в мазках чёрного дыма, потом сознание померкло.
Галиция сделала русским первое предупреждение.
К вечеру того же дня передовые части двадцать второго полка занимали Львов. Город молча, без единого выстрела впустил войска. Польская армия покинула окраины за несколько часов до того, как там появился русский авангард…
Происшествию на дороге близ Золочёва предшествовал ряд важнейших событий, малоизвестных широкому кругу государственных деятелей Российской империи, но сыгравших в дальнейшем решающую роль. Началось всё в июне.
Адмирал Колчак потребовал новый стакан чая – погорячее и покрепче. Адъютант, как по привычке называл премьер секретаря, бесшумно заменил стакан в серебряном подстаканнике. Адмирал любил именно так – не новомодный кофе в миниатюрных чашечках, а крепкий, горячий сладкий чай. И непременно из стакана, поставленного в подстаканник.
Премьер кивнул, адъютант испарился.
Серебряный имперский орёл на подстаканнике гордо воздел обе своих головы. Вот только можно ли Россию сегодня по праву называть империей?
Премьер невольно посмотрел на карту вполстены, сейчас занавешенную. Что толку раздёргивать шторки? Он знает расклад назубок, во сне порой видит. На севере Финляндия с прихваченными бывшими российскими территориями – Карелией и Кольским полуостровом. Под боком у Суоми Союз Прибалтийских Государств – Эстония, Латвия и Литва, лишённая Виленской области. Тот ещё, кстати говоря, камешек преткновения. На западе Польша, окружённая со всех сторон, кроме границы с Россией, – Германией, протекторатами Богемия и Моравия, марионеточной Словакией. И там наши бывшие земли.
Рейх пухнет, как паук, сосущий чужую кровь, а страны Антанты либо не могут, либо не хотят этому помешать. Притом что Россия, долженствующая по праву участвовать в политической жизни Европы, сделать сего не может. Не допущена-с!
Колчак встал, одёрнул мундир. Он так и не изменил адмиральской форме. Прошёлся, разминая плечи, по своему обширному, аскетически обставленному
