Колчак добился своего. Россия вновь стала империей не на бумаге, не в докладах российских чиновников, а на политической арене Европы и в жизни подданных.
Декабрьский снежок засыпал улицы Варшавы, мало пострадавшей во время боевых действий. Стоял лёгкий морозец. До Нового года оставалось совсем немного. Самый фешенебельный столичный отель «Гранд-палас», сияя огнями, радушно раскрывал свои тяжёлые резные двери, и швейцары, словно почётные гвардейцы, величаво встречали подъезжающие автомобили. Сегодня здесь праздновали окончание Польской кампании.
Все ждали командующего Западным фронтом генерала от инфантерии Тухачевского. Но и без его высокопревосходительства было кому блеснуть в главном ресторанном зале самого дорогого заведения столицы.
Командиры дивизий и полков, начальники штабов – всё высшее офицерство Западной армии собралось здесь. Золото погон на парадной форме, сияние новеньких орденов и скрип начищенных до нестерпимого блеска сапог перемешивался с цоканьем каблучков от лучших итальянских обувщиков, шуршанием мехов и кринолинов. Острые лучики, испускаемые бриллиантами с женских шеек и ушек, кололи глаза. Аромат французских духов перебивал запах кожи портупей.
Отважные мужчины и прелестные женщины. Символы войны и мира. Прямо как скульптуры на фронтоне Дома инвалидов во Львове…
Огромный зал, освещенный десятками люстр, был наполнен людьми: беспрестанно движущимися, перемещающимися, переходящими от группы к группе. Сдержанные полупоклоны, реверансы, целование ручек дамам. Негромкий говор, сливающийся в неумолчный рокот, гул, дыхание толпы, плотно заполняющей пространство. Так выглядело, наверное, когда-то вавилонское столпотворение.
Сновали расторопные официанты, разносили шампанское. В углах стояли накрытые столы с закусками.
Вдали от всеобщего мельтешения, подальше от высокопоставленных особ и их прекрасных спутниц, расположились у перил лестницы, ведущей на второй этаж:, два офицера. Один в тёмно-зелёной форме капитана гренадерского корпуса, другой в светло-сером мундире капитана Чехословенски Армады. У первого тонкий шрам через правую скулу, в руках тросточка. У второго левая рука на перевязи.
– Таким образом, Иван Ильич, я теперь служу среди своих соотечественников, – продолжил ранее начатый разговор чешский капитан. – Лишь только командующий объявил набор в Отдельный чехословацкий полк, я тут же подал рапорт. Как видишь, его удовлетворили.
– Это хорошо, Милан, – отвечал капитан русский. – Со своими и жить приятней, и умирать легче. Пан старший! – окликнул он по польской традиции пробегающего официанта.
Тот совершил немыслимый вираж: и застыл с подносом, уставленным бокалами шампанского. Офицеры взяли по бокалу.
– Что ж, за победу, – произнёс капитан Саблин.
– За победу, – эхом откликнулся капитан Блажек.
Пригубили вино. Помолчали.
– Пётр Соломонович нынче здесь? – поинтересовался Иван. – Не видел, случаем?
– Вряд ли, – с сомнением молвил Милан. – Это для их высокопревосходительств сегодня праздник в честь победы. Для Иоффе война продолжается. И не кончится никогда. Одну задачу решил, берись за следующую. И националистов полно, и немцев хватает. До празднеств ли?
– Жаль, хотел бы я увидеть господина подполковника в парадном мундире. – Саблин грустно улыбнулся, рубец исказил улыбку в гримасу. – Более нелепое зрелище представить трудно.
– А вот здесь вы ошибаетесь, господин капитан. Пётр Соломонович уже полковник. И переведён в контрразведку армии. Ты, я вижу, не расстаёшься с тростью? – сменил тему Милан. – Что говорят врачи?
– А что врачи? Врачи обещают скорое выздоровление, – проворчал Саблин. – Не сегодня, говорят, так завтра. А кость правильно срастаться не хочет, вот беда. А как твоя рука?
– Да болит, зараза. – Неожиданно чех рассмеялся. – Только вчера опять слышал очередную байку о немецком самолёте, сбитом на Волыни. И как в том самолёте нашли троих «Гансов», переломанных и без памяти, но с совершенно секретными документами. И, дескать, только благодаря этим документам разгромили гитлеровцев в Польше…
– Опять? – скривился Саблин. – Ведь проводили уже приказ по частям. Объясняли: спецгруппа, спецзадание. Зачем плодить ненужные россказни? Зачем собственный подвиг принижать, ратный труд свой обесценивать?
– Людям нужны сказки, Иван, – со вздохом ответил Блажек. – Без таинственного и загадочного война оборачивается и вовсе уж грязной и кровавой штукой…
В зале возникло оживление, раздались аплодисменты, возгласы, офицеры задвигались. Генералы выстроились в шеренгу. К почётному месту за столом победителей подошёл Тухачевский. Поднял бокал. Аплодисменты усилились.
– Господа, я рад возможности поздравить всех нас с блистательной победой на европейском театре военных действий! – Командующий поднял бокал выше. – Отныне возродится Царство Польское, как в старину, как в те далёкие времена, когда великие народы – русские, украинцы и поляки – жили под одной крышей, в общем доме с названием Российская империя!
Грянули аплодисменты.
