Вняв моим аргументам, Аштан ускакал обратно к своим.
Судя по всему, совет их вождей затянулся надолго, постепенно перейдя в пьянку. Пили они вино, заблаговременно «забытое» сельчанами в одном из погребов, выстроенных в саду, разбитом в паре сотен саженей от посёлка. Идея была моя. По опыту службы на западной границе, где приходилось иметь дело со степными кочевниками, я знал, что устоять им перед выпивкой практически невозможно. И очень надеялся, что, обнаружив в погребе вино, первое, что они сделают, это выпьют столько, сколько в них поместится. И ещё добавят… Что, собственно, и случилось. В этом смысле горцы ничем не отличались от степняков.
Короче говоря, грозные захватчики и поработители, так ни до чего и не договорившись, к полуночи были наполнены вином, как овечий бурдюк. От их стоянки слабо доносились пьяные голоса, песни и прочий шум.
— Самое время напасть на них, — тихо проговорил староста, вслушиваясь в темноту.
— Нет, — покачал я головой, — у тебя хоть и хорошие бойцы, но в военном деле люди неопытные. А в темноте всякое приключиться может. Ещё, не дай бог, друг друга покрошат. А нам каждого человека беречь надо. Да и злить их раньше времени не стоит. Они завтра до обеда только в себя приходить будут. Пока между собой договорятся, пока гонца к нам зашлют, пока мы своё время потянем… Глядишь, ещё день пройдёт. Им-то куда спешить? Они ж про Цыгана ничего не знают. Уверены, что подмоги нам ждать неоткуда. А там уж как-нибудь ещё пару дней продержимся.
— Гляди, сержант, — проговорил староста, — ты у нас человек военный, опытный… Как бы чего худого потом не вышло. Не упустить бы случай…
— Ну, подумай сам. Ну, выйдем мы за ворота. Ну, побьём их сколько-то, разгоним по всему плато. Так они ж завтра опять здесь соберутся. Только будут уже трезвые и злые. Это ж как медведя подранить, да не убить. Ты понимаешь, что они тут тогда вытворять начнут?
— Да понимаю, — поморщился староста, — только очень уж случай удобный… Ладно. Пойду я, передохну маленько. Если что, шумните тут…
— Ладно, иди, — кивнул я, присаживаясь под стеной, — да и я тоже, пожалуй, вздремну чуток…
Как и ожидалось, лагерь налётчиков начал оживать ближе к обеду следующего дня. Неопохмелённые горцы бродили от одной группы соплеменников к другой, о чём-то переговаривались, спорили, время от времени взмахивая руками. Потом некоторые из них вяло нарубили дров, свалив для этого несколько яблонь и груш в саду, и запалили пару десятков костров. Даже нам со стены было видно, как нехорошо дети гор себя чувствуют «после вчерашнего». А сегодня им пить было уже нечего. Из еды — только то, что с собой принесли, да ещё с нескольких яблонь посрывали то, что сельчане убрать не успели. Понятное дело — настроение у грабителей было никакое. Пошумев немного, самые горячие головы двинулись к посёлку, вероятно, решив силой взять то, чего так хотели, но до сих пор не получили.
— Готовсь! К бою! — разнеслось по стене в обе стороны.
И мигом ожил до того момента безлюдный каменный гребень укрепления. Лучники наложили стрелы, арбалетчики взвели арбалеты. Да и все остальные защитники, вооружённые кто что под рукой имел, высыпали на стену, приготовившись к бою.
Атака горцев была не организованной. Скорее — на эмоциях. А потому, подпустив их поближе, стрелки дали залп в самую гущу наступающих. Чуть больше двух десятков горцев упали, так или иначе зацепленные стрелами. Но большинство из раненых тут же поднялись и кинулись обратно к своему лагерю. Эти на сегодня уже отвоевались… Между тем наши стрелки успели выстрелить ещё по несколько раз, пока нападающие не подбежали к самому валу. И тут горцы остановились. Ещё бы! Я веселился вовсю. Ну, и куда ж вы, балбесы, без лестниц попёрлись? Чего дальше-то делать будете? Как на стену полезете? Разошедшиеся сельчане забрасывали «могучих жигитов» камнями, поленьями и прочими тяжёлыми предметами, попадавшимися под руку.
Не выдержав такого жёсткого обстрела, горцы откатились назад, подбирая по пути раненых и убитых. А в лагере им досталось ещё и от вождей, разбуженных криками и шумом скоротечной битвы. И правильно досталось! Нечего без команды, да ещё не подготовившись, на штурм лезть. А так и нас разозлили, и людей зазря потеряли, и добиться ничего не добились.
Я думаю, что примерно так и высказывались горские вожди, вразумляя своих не в меру горячих соплеменников плётками по спинам. Мы с интересом наблюдали за их методами воспитания, временами отпуская шуточки по поводу увиденного. Нам-то что? Пока они там между собой разбираются, время-то идёт. А нам только этого и надо!
Наконец, часа через два в лагере горцев установился относительный порядок. Крики, беготня и удары плёток прекратились. Вожди, как и вчера вечером, опять уселись в кружок, видимо, обсуждая: что ж им теперь делать дальше?
Ещё час у них ушёл на говорильню. Наконец, от лагеря к посёлку направился всадник с зелёной веткой в руке. Парламентёр, значит… Оказалось — наш знакомый — Аштан.
Подъехав к валу, он помахал веткой и закричал:
— Эй! Кито есть!? Старост, ходи суда! Гаварыт будим!
— Ну, чего тебе опять? — высунулся из-за стены староста.
— Игидэ выкуп? Выкуп давай!
— Какой тебе ещё выкуп? — упёрся староста, — Мы вчера как договаривались? Вы к нам не лезете. Мы даём выкуп. Вы уходите. Так?
— Так, — осторожно кивнул посланник, оглядывая стену.
