Развернув коня, Шармак лёгкой рысью направился вниз по склону. Его сын и второй воин двинулись следом.
— И сколько ж нам ждать? — с болью в голосе произнёс Гролон.
Я пожал плечами.
— Увидим… Ладно, поехали отсюда.
В томительном ожидании прошла неделя. Мы, само собой, не сидели, сложа руки. Помимо обязательных ежедневных дежурств и усиленного обучения воинским умениям мы ещё и горские фразы заучивали, какие нам Санчара продиктовала. Я их сам лично записал вместе с переводом. И теперь не только сам учился их понимать и произносить, но и от всех остальных того же требовал. И всё же время тянулось, как смола по стволу дерева, медленно и тягуче…
Наконец, через восемь дней после нашей встречи на перевале, к нам на пост заявился сын горского вождя, Кузлей. Приехал он, как и положено, на своей лошади, уже ближе к вечеру, когда сумерки потихоньку начали заволакивать всё вокруг. Молча подъехал, молча стёк с седла, накинул повод на ветку ближайшего дерева и подошёл ко мне.
— Поговорить надо, сержант, — сказал он глухим гортанным голосом.
— Пойдём, — качнул я головой, приглашая приезжего в казарму.
Кузлей, перешагнув порог, остановился и с любопытством огляделся. Подошёл к очагу и погрел руки. Потом довольно улыбнулся:
— Хорошо у вас. Тепло. Как дома…
— Пойдём ко мне, — позвал я его, открывая дверь в свою каморку.
После того, как мы расселись за небольшим столиком в моей комнатке, я выжидающе взглянул на парнишку.
— Ну? Что скажешь?
— Отец их нашёл. Это не наши люди. Пришлые.
— Что значит — «не ваши»? Не из горского племени? — насторожился я.
— Нет. Они горцы, — пояснил Кузлей, — но они пришли с восточного хребта. Это — дальние горы, — махнул он рукой, — мы — ланкары. А они — карзуки.
— А! Народ другой, — понимающе кивнул я.
— Нет. Народ один. Мы все — чандвари. Просто племя другое…
— Ну, а говорите-то вы на одном языке?
— Да. Язык почти такой же. Немножко другой, но — такой же.
— Понятно… Ну, так и о чём же твой отец договорился с ними?
— Ни о чём, — вздохнул парнишка, — они не стали слушать моего отца. Они сказали, что у них — свой вождь. Что они сами себе хозяева. И будут делать, что решат правильным. И ещё они оскорбили моего отца.
— И что же решил твой отец?
— Мой отец не может воевать с ними, — пожал плечами Кузлей, — их очень много. На одного нашего воина у них будет два, а то и три. Отец не может с ними воевать… Но отец может помочь тебе, сержант. Я сам пойду с тобой и помогу тебе спасти сына купца. Со мной будут ещё три воина из нашего рода. Они будут ждать нас завтра утром за перевалом, в ущелье.
— А как далеко ехать до того аила, где нашего купца держат?
— Один день. Утром поедешь, к закату там будешь.
— Понятно… Нарисовать сможешь?
Парень кивнул.
Я достал лист бумаги и дал ему свинцовый карандаш.
Кузлей повозился немного, приноравливаясь к незнакомым вещам, наконец, поняв, как и что надо делать, принялся рисовать, попутно давая пояснения:
— Смотри, сержант. Вот это — перевал, а вот это — ущелье за ним. Вот так, — он нарисовал извилистую линию, — идёт дорога от перевала. Это — горы. Это — тоже горы, а между ними — ущелья. Дорога вот так идёт… Здесь — из одной дороги две делаются, в разные ущелья уходят…
Он нарисовал ещё несколько сходящихся и расходящихся в разные стороны линий. Показал несколько аилов, тут и там раскиданных по склонам горных хребтов, либо притаившихся на дне ущелий. Наконец, линия, изображавшая наш путь, прошла вдоль склона одного из хребтов. Рядом с ней парень нарисовал квадратик.
— Вот в этом аиле его держат. Какой дом — не знаю. Приедем на место, сходим, посмотрим.
— Удастся незамеченными пройти? — уточнил я.
— Посмотрим, — пожал он плечами, — как духи гор решат…
Да уж… Ему-то легко так говорить. Он там у себя дома будет. А вот мы… как на вражеской территории. Да и не «как», а по сути так оно и есть.
