иностранных дел отклонило требование прикомандировать одного офицера к составу консульства в Болонье, являвшейся важным железнодорожным узлом. В феврале министерство иностранных дел согласилось направить капитана Готтарда Шульгофа в качестве вице-консула в Лозанну, с задачей — установить особое наблюдение за французской Швейцарией.
Хорошо содействовали разведывательной службе консулы в Венеции, Неаполе и Милане. [104]
Происшедшее в январе 1915 г. большое землетрясение в средней Италии, облегчило наше положение и несколько охладило воинственный пыл итальянцев.
Между тем решение союзного командования вылилось в окончательную форму, и 15 января полк. Гранилович совместно с германскими разведывательными офицерами из штаба главкома восточного фронта и из армейской группы Войрша уже могли наметить мероприятия для маскировки переброски германского корпуса в Карпаты.
По моему предложению, в середине января 1915 г. в Банат был направлен один германский пехотный батальон с целью создать у сербов впечатление о появлении значительных германских сил. Само собой разумеется, этот транспорт должен был быть показан возможно большему количеству зрителей, причем можно было предположить, что шпионы сделают вывод о переброске других германских частей в этом направлении. В то же самое время военный атташе в Софии распространил сведения о прибытии в Банат квартирьеров трех германских корпусов. Дезинформация удалась полностью.
Еще в конце февраля сербы твердо считали, что в Банате имеется один германский корпус. Таким образом, во второй половине января 1915 г. 13-й и 19-й корпуса, в составе 5 дивизий, могли быть переброшены с сербского фронта в Карпаты. В начале февраля, когда в сербской армии получил большое распространение сыпной тиф, сделавший армию неспособной к наступлению, с сербского фронта был снят еще 8-й корпус в составе двух дивизий.
Почта и телеграф, обязанные содействовать маскировке переброски германских частей, не помогли в полной мере. У железнодорожных учреждений отсутствовала необходимая молчаливость, ввиду чего, в целях осторожности, среди железнодорожников распространялась дезинформация. Между прочим, раскрытие тайны не могло быть слишком нежелательным для главного командования, так как, заметив переброску, русские были вынуждены поспешно перебросить в Карпаты один корпус из 10-й армии, что значительно облегчило планировавшийся разгром этой армии в мазурском сражении.
По словам ген. Данилова, русское командование северо-западного фронта уже 20 января получило сведения о прибытии германских частей под Мункач. 23 января мы перехватили радиограмму полк. Пустовойтенко, генерал-квартирмейстера 11-й русской армии, следующего содержания: «Разведка убедительно указывает, что два-три баварских корпуса перебрасываются на карпатский фронт, частично в Буковину, [105] и на сербский фронт, все усилия войсковой разведки должны быть направлены на своевременное установление этих фактов».
Таким образом, прекращение посылки агентов нашим мункачским разведывательным пунктом, из боязни этим путем раскрыть русским нашу тайну, цели не достигло.
Неудивительно, что в этом Карпатском районе северо-восточной Венгрии русские были хорошо осведомлены. Там жили русины, хорошо обработанные русскими еще в мирное время. Укрытию шпионов благоприятствовали всюду проходимые и покрытые большими лесами горы. Находившиеся там до сих пор силы были недостаточны для действительного преграждения доступа русских агентов. Этому же содействовали патриархальные отношения в немногих более крупных населенных пунктах. В важном центре Унгвар не было обязательной регистрации лиц, и городской голова со своими шестью полицейскими имел так много другой работы, что не мог заниматься шпионами. Это был прямо шпионский рай.
Как только армейское главное командование перебросило в этот район, ко времени тяжелых боев против русской армии, органы контрразведки, перелом был создан. Вскоре последовали аресты один за другим. В частности, был задержан человек, выдававший себя за фельдфебеля, у которого была найдена пуговица{24}, разоблачившая в нем русского агента. Вызвал также подозрение наш собственный агент Кмитек, вернувшийся в веселом настроении на крестьянской подводе через русские линии. Предполагали найти в телеге шпионскую контрабанду, однако обыск телеги и самого агента остался безрезультатным. Но этого человека не выпускали из поля зрения. Когда он вторично отправился в качестве нашего агента за город, он был арестован и обыскан, причем в воротнике рубахи были найдены цифры, которые, как вскоре выяснилось, обозначали номера частей, расположенных на перевале Ужок.
Наблюдение за агентом 3-й армии, кадетом польского легиона Ясиолковским выявило его как двойника. На обратном пути он избрал дорогу через Унгвар и сообщил, что он выполнил задачу — взорвал железнодорожный мост между Ярославом и Перемышлем и в доказательство принес вырезку из газеты, подтверждавшую сообщенные им данные. Уже самый способ его возвращения через русские линии вызвал подозрение. [106]
Кроме того, мы узнали, что мост не взорван. Русская разведывательная служба, по договоренности с агентом, поместила дезинформацию в газетах.
Работа контрразведки была затруднена слабой поддержкой и недоверием к ней венгерских учреждений. Даже железнодорожные чиновники, вместо содействия, оказывали пассивное сопротивление и прикрывались стереотипным: «не понимаю». Когда же чины контрразведки пригрозили арестам, то оказалось, что они сравнительно сносно понимают немецкий язык.
Карпатское сражение на Ужокском перевале, начавшееся 23 февраля 1915 г. и длившееся до апреля включительно, притягивало с обеих сторон все новые и новые силы. Радиоразведка и агенты раскрывали командованию калейдоскопически изменявшуюся картину наступления, контрударов и прибытия новых сил. Перемышль не мог быть освобожден от окружения русских и пал 22 марта. Освобождение осадной армии дало возможность русским произвести еще одну попытку прорвать фронт, но она была отражена нами при помощи свежих германских сил.
Одна русская радиограмма послужила причиной гибели русского агента. В ней какой-то С. Бок был назван агентом русского 18-го корпуса. Сигизмунд Бок, по кличке Статницкий, был разоблачен, когда он попал в наши руки в районе действий 7-й армии. Это была хорошая поимка.
Наша осведомленность о секретнейших планах русских не могла быть долго тайной для них. Разведывательная служба русских также проявляла большую активность. Повсюду они протягивали свои нити. Инструкция, найденная нами у одного шпиона в Константинополе, указывала на размеры русского шпионажа в Турции. Начальник русской охранки в Румынии, Спиридон Панас, завербовал румынского директора полиции в Дорохове — Иона Вамеса, который использовал преимущественно для шпионажа охранки, в качестве осведомителей, беженцев из Буковины, в том числе дочерей одного доктора из Черновиц. Председатель «польского национального комитета» Яворский доставил нам письмо военной секции польских легионов, в котором были данные о насыщенности агентами охранки захваченных нами областей русской Польши. В этом же письме рекомендовалось уволить со службы всех должностных лиц самоуправлений и примять меры против русофильской агитации. Для этой цели в феврале 1915 г. пришлось учредить еще два разведывательных пункта — в Петрокове и в Енджееве. Материалов о русской разведке накопилось внушительное количество. [107]
В марте 1915 г. мы размножили их и разослали своим разведывательным пунктам.
Несмотря на большие расходы и усилия русских, они не знали о нас столько, сколько звали мы и германцы о них. В этом они неоднократно должны были признаться. Нашу осведомленность русские объясняли предательством высших офицеров, близко стоявших к царю и к высшему армейскому командованию. Они не догадывались, что мы читали их шифры. В общей сложности нам пришлось раскрыть около 16 русских шифров. Когда русские догадались, что их радиограммы их предают, они подумали, что мы купили их шифры. Русское шпионоискательство принимало своеобразные формы. Лица, которые ими были арестованы и осуждены, как, например, жандармский полковник Мясоедов, Альтшуллер, Розенберг, председатель ревельской военной судостроительной верфи статс-секретарь Шпан, военный министр Сухомлинов и др., не имели связи ни с нашей, ни с германской разведывательной службой. {25}, Чем хуже было положение русских на фронте, тем чаще и громче раздавался в армии крик: «предательство!». В первую очередь подозревались офицеры с немецкими фамилиями. Это зашло так далеко, что ставка вынуждена была 26 июля 1915 г. предпринять решительные меры против этого бессмысленного подозрения. Об этом мы узнали из приказа, попавшего в наши руки.
Глава 17. Прорыв у Горлицы
В борьбе, длившейся месяцами и с большими потерями, было достигнуто только отражение наступления противника. Так как немногие трусливые друзья и пока что многочисленные «нейтральные враги» все свое внимание сосредоточили на событиях в Карпатах и откладывали окончательные выводы, — общее напряженное политическое положение требовало, чтобы с началом хорошей погоды был достигнут большой и решительный успех.
В конце января 1915 г. итальянцы начали формировать третьеочередные части. Из разговоров офицеров оперативного бюро итальянского генштаба с болгарским военным атташе было известно, что в середине февраля итальянцы считали еще достаточным [108] бряцание оружием для того, чтобы сделать Австро-Венгрию более уступчивой в отношении итальянских требований. В то же самое время снова усилилась военная агитация среди населения. Мы узнали, что товарное движение на железных дорогах Италии предполагалось сократить на 1/3 с 1 марта и еще на 1/3 — с 10 марта. Это ясно указывало на предстоящую мобилизацию. В Фиуме и Зара итальянский консул требовал возвращения на родину итальянских подданных.
Несмотря на строгий контроль передвижения, наша разведка в Италии работала неплохо. В нашем распоряжении очутилась новая итальянская мобилизационная инструкция. Задержка в армии резервистов рождения 1891 г. и призыв резервистов рождения 1890 и 1889 годов очень облегчили мобилизацию. Кроме того, предусматривалась «скрытая мобилизация». Из этой инструкции я позаимствовал сведения о развертывании 14 корпусов, в том числе двух новых, затем о развертывании 10 второочередных дивизий, не входивших в состав корпусов, и о 4 армиях. Кроме того, наш военный атташе в Риме, на основании данных о назначении 3 новых командиров корпусов, пришел к заключению о формировании 3 новых корпусов и предполагал еще одну 5-ю армию, предназначенную для высадки в Албании или Черногории. Во время войны мы долго искали 15-й корпус, пока не обнаружили и не убедились, что мобилизационная инструкция была подлинной.
С 26 марта качали поступать сообщения за сообщениями, указывавшие на открытую мобилизацию и передвижения войск. В действительности же дело шло о подготовке к ускорению скрытой мобилизации, начавшейся в середине мая. Италия прилагала усилия к тому, чтобы за нею последовали Румыния и Болгария. Настроение в Румынии взвинчивалось преимущественно людьми из Буковины и Семигорья, которые, в качестве дезертиров или по другим причинам, еще в довоенное время или же непосредственно после объявления войны перебежали границу. Вначале румыны не были рады им. Частично они поступали на службу в полицию или же занимались шпионажем в пользу русских. Кроме того, на собраниях и в прессе они рассказывали сказки о притеснениях и грубом обращении с румынами в Австрии. Пропаганда охватила также и Семигорье, где в особенности духовенство и учительство обрабатывали молодых солдат, призывая их не применять оружия против русских и при первой возможности сдаваться в плен или же путем самоизувечения уклоняться от военной службы. Было установлено не менее 102 таких предательских случаев агитации, [109] из коих 1/5 припадала на долю духовенства. Темешварская контрразведка, к сожалению, только в 1916 г. обнаружила, что один румынский приходский священник в Борло создал себе хороший добавочный доход путем оказания помощи
