ежегодная перепись населения, и, думаю, ты в курсе, что число жителей за это время уменьшилось почти в три с половиной раза, убийство рабов экономически невы…
– Ладно, – оборвал Антон, – я понял. Что еще ты хочешь предложить?
Роман бросил недовольный взгляд на собеседника, собрался с духом и продолжил:
– Отмена обязательного убийства неполноценных детей от полноправных граждан…
– Это уж слишком, – взорвался Антон. – Ты что, хочешь превратить Лакедемон в прибежище ущербных недоносков?!
– Нет, – Роман казался невозмутимым, но жестикуляция его стала резче. – Я предлагаю детей, у которых имеются какие-то отклонения, но при этом две руки и две ноги, переводить на ранг ниже, то есть неполноценные дети воинов становятся крестьянами, а дети крестьян с уродствами, становятся рабами, что собственно сейчас и практикуется.
– Знаешь, – Антон усмехнувшись покачал головой, – но в таком случае, через, например, сто лет этих выблядков станет так много, что они просто сметут полноценных людей.
– Мне кажется, ты слишком далеко заглядываешь вперед: сто лет! – Роман поднял указательный палец вверх, будто доказывая своим жестом важность изрекаемого. – Я боюсь, что при такой политике, как сейчас, с людьми вообще можно будет распрощаться лет через пятнадцать-двадцать или раньше. И учти, женщины, полноправные гражданки, смотрят на нас волком. А бабы в гневе страшнее любого мутанта и ядовитее азовской гидры. Чуть ли не каждый третий ребенок рождается с отклонениями, число воинов с шестого года после Коллапса уменьшилось на треть…
– Это все никому не нужная статистика, и только! – Антон буравил тяжелым злым взглядом собеседника. – Нужно гнаться не за количеством, а за качеством. Тебе просто жалко дочь своего племянника.
– Я сейчас тебе толкую не о жалости, а о целесообразности, – Роман тяжело дышал, на лбу выступили капельки пота. – Дочь Олега, как мы договорились, завтра будет задушена, потому что закон есть закон, и его не вправе нарушать даже цари.
– Все, что ты тут напридумывал со своими реформами, противоречит элитному воинскому духу…
– А что ему не противоречит?! – теперь взорвался Роман. – Совет, в котором заседают «старейшины» двадцати пяти лет от роду?
– Это вынужденная мера.
– Так вот все, абсолютно все, что я предлагаю, суть вынужденные меры и не более того… – царь Роман сделал глубокий вдох, потом выдохнул, голос его стал более спокойным, так что он мог говорить без придыхания. – В любом случае, я вынесу эти вопросы на обсуждение в Общее Собрание граждан.
– Как бы не так, – возразил царь Антон, и его лицо перекосила саркастическая усмешка. – Сперва твои сомнительные умственные потуги должен утвердить Совет старейшин, а вот если он утвердит, тогда уж пожалуйста, пускай голосует всяк желающий, ведь закон, ты сам только что сказал, есть закон, даже для царей.
Роман прекрасно понимал, почему соправитель упомянул Совет старейшин. Ведь из пятнадцати шестеро были ставленниками Антона, и только четверо – явными сторонниками Романа. Итого, если считать вместе с царями, пятеро против семи. Оставались трое нейтральных, которых каждая сторона перетягивала в свой лагерь, не гнушаясь даже прямым подкупом. Для того чтобы заблокировать любой проект, Антону нужен только один дополнительный голос, а чтобы запустить реформы, Роману понадобилась бы поддержка всех троих колеблющихся…И более чем понятно, в чью пользу тут расстановка сил.
– Безусловно, закон есть закон, – подтвердил царь Роман. – Просто, мой дорогой соправитель и друг, я рассчитывал на твою добрую волю, но раз ты не желаешь помочь мне в осуществлении необходимых мероприятий для спасения Лакедемона, я выставлю, как ты и требуешь, свои законопроекты на голосование в Совет старейшин. А теперь извини, меня ждут дела. У тебя есть ключ, и, полагаю, ты сумеешь самостоятельно запереть Дворец Собраний.
– Разумеется…
Один мужчина ушел, а второй еще долго стоял в полутемном холле. Стоял и размышлял. Размышлял и никак не мог решить, как же ему поступить в этот раз.
Да, снова, снова, будто из пепла восстает реформаторский зуд. Не ты первый, Роман, мой дорогой соправитель и друг, жаждешь перемен, не понимая, что тем самым подрываешь стабильность, порядок, традицию, само существование Лакедемона. Но, как видно, это у вас семейное. Был, был и до тебя такой смутьян… Шесть лет назад… Отец Олега. Но Виктор занимал кресло всего лишь рядового старейшины, а ты, Роман, царь…
Антон стоял не двигаясь, скрестив руки на груди и смотрел будто сквозь стену, вдаль, где огромное, кроваво-красное солнце уже касалось краем горизонта. Тени во Дворце Собраний становились все гуще, укутывая фигуру одинокого человека, который не замечал этого, и видел перед собой совсем другие картины…
…Предрассветный сумрак октября. Хлещет ливень. Яростный. Ледяной. По рассказу разведчиков – жителей в деревне человек семьдесят. Это удача. Уже лет пять как не попадались поселки, населенные людьми. Воины, разбитые на три восьмерки, идут не таясь. Все облачены в камуфляж, броники, каски… Лица закрыты противогазами, хотя фабричные фильтры для них давно закончились, но даже самодельные все же
