– Странный тип этот Фергессон. Это не тот мужик средних лет в старомодном синем костюме, жилетке и с часами в кармане? Господи, да он же родом из прошлого века. Практически живое ископаемое.
– Да, это он.
– Он не верит в профсоюзы? Мелкие предприниматели всегда олицетворяют себя с крупным бизнесом. Наверное, он мечтает открыть сеть магазинов?
– Совершенно верно.
– Думаешь, откроет?
– Возможно. Он копит деньги. Какая-то сделка, – задумавшись, Хедли сменил тему. – Жаль, что тебя не было.
– Когда?
– Мы доставляли комбинированный телевизор «ар-си-эй» одному священнику с холма. Огромный дом. Необъятный сад. Будто в монастыре… Видимо, перебрался из Европы. Жена – из этих высоких английских пепельных блондинок. Оба выглядят, как короли.
– Король и королева, – поправил Дейв.
Хедли мрачно уставился в пол и продолжал:
– Мы все установили, поставили на крыше антенну. Когда закончили, Эндертон – так зовут священника – предложил нам выпить. Виски, пиво – все, что захотим.
– Прекрасно, – одобрительно сказал Дейв.
Хедли закипел от гнева.
– Священник предлагает людям спиртное – ты считаешь, это прекрасно?
Хедли вдруг вскочил, пересек комнату и задернул шторы. Едва он вспомнил об этом, как нахлынули чувства – изумление, обида и внезапное отвращение к этому большому дому с неохватным садом и великолепной обстановкой.
– Я думаю, что священники не должны наливать людям спиртное, – сказал Хедли.
– А ты выпил?
– Только из вежливости. Мне захотелось поскорее оттуда убраться. Если священники подают виски, кто же тогда будет удерживать людей от греха? Он даже снял воротничок и надел обычный деловой костюм. Да еще вся эта роскошь… Я думал, священник обязан жить в убогой келье. И он не должен жениться.
– Ты говоришь о средневековых монахах.
Хедли беспокойно зашагал взад-вперед по маленькой освещенной гостиной.
– Я не вижу никакой духовности в том, что у священника есть огромный шикарный дом, жена и спиртное, как у любого другого преуспевающего бизнесмена. Все это… к делу не относится.
– Верно, – согласился Дейв.
– От религии не осталось и следа! Ты идешь в церковь, а священник зачитывает отрывок из бестселлера. Он всего-навсего хороший психолог. Они выходят и говорят солдатам, что убивать врагов – богоугодное дело, что это соответствует христианским заповедям.
Гоулд задумался.
– В школе ты мечтал стереть фрицев и япошек с лица земли, а теперь на тебя не действуют милитаристские лозунги. Забавно.
– Они чересчур поторопились с Корейской войной, – сказал Хедли.
Гоулд ухмыльнулся.
– Да, надо было чуть-чуть подождать, пока не начнется депрессия, и тогда люди с радостью пошли бы воевать. На сей раз они провалили режиссуру.
В комнату ввалились Эллен и Лора.
– Что там насчет режиссуры? – спросила Лора. Обе женщины опустились в кресла, пока на кухне терпеливо запекался ужин.
– Речь шла о войне, – ответил Дейв Гоулд.
– Я не хочу, чтобы вы говорили о войне, – поежившись, сказала Эллен. – Все только о ней и трезвонят: стоит включить радио или телевизор, раскрыть журнал или пробежать глазами заголовки – война тут как тут, – обращаясь к Лоре, она добавила: – Если бы не ребенок, они бы загребли Стюарта. Конечно, у него проблемы с печенью… но почем знать?
– Понимаешь, – сказала Лора в своей наглой, громкой, дурацкой манере, – дети понадобятся им для следующей войны. Они все планируют заранее.
Она громогласно захохотала, откинулась назад и принялась искать сигареты в карманах своего засаленного свитера.
Стюарт взглянул на нее с досадой. Его жена сидела спокойно и невозмутимо, словно она возражала не против самой темы, а против того, чтобы ее поднимали мужчины. Лора имела право балабонить о войне и смерти, так как это женский разговор, который велся женщинами на кухне или в ее
