Это прозвучало фальшиво. Просто неловко было осознавать, что его подвергают допросу: Хедли это не нравилось. Он чувствовал, что его в каком-то смысле надули: «Суккуб» оказался не тем, что он ожидал увидеть, а журналы никогда не должны преподносить сюрпризов. С этой простой, элементарной точки зрения, Хедли имел право на недовольство, что полностью перевешивало его вину. Он попытался представить, что дело касается процесса купли- продажи, убеждал себя, что столкнулся с продавцом, который представил собственный продукт в ложном свете. Хедли испытывал чисто американское негодование. Но в то время он понимал, что ситуация гораздо сложнее: никакая это не бизнес-операция. Марша вовсе не пыталась продать ему экземпляр «Суккуба» или даже подписку… Она не пыталась выудить у него средства. Она охотилась за чем-то гораздо большим.
– Кофе просто кошмарный, – сказала Марша.
– Он не настоящий. Это мука из отрубей – здоровая еда. Без кофеина.
– Почему без?
Хедли отмахнулся.
– Ну, знаете – ничего возбуждающего. Ничего неестественного.
Марша встала и направилась через весь зал к прилавку. Минуту спустя она вернулась со стаканом апельсинового сока. Хедли с интересом наблюдал, как она садилась. Марша несла стакан так торжественно, словно совершала какой-то обряд.
– Вы похлеще меня, – пошутил Хедли. – Слишком серьезно ко всему относитесь.
– Вам такое говорят?
– Мне говорят, что я должен играть в мяч. Веселиться. Перестать волноваться и думать.
– Вы играете в мяч?
– Нет.
Марша кивнула.
– Вы не легкомысленный человек.
Он не думал об этом.
– Что вы имеете в виду?
– Они стремятся к наслаждению… Вот и все, что их интересует. Подавляющая масса людей мыслит категориями удовольствия. Им нужны развлечения, искусственное возбуждение. Парки с аттракционами, быстрые автогонки, бейсбол, спиртное… дешевые сенсации. Они пресыщены, непоседливы – они скучают.
– Да, – согласился Хедли.
– Но это только симптомы – лишь следствия, а не причина. Субботним вечером кучки ребят бродят по улицам и ищут, чем бы заполнить свою пустую жизнь. Слоняются возле аптек-закусочных и ждут. Чего они ждут? Пять, шесть часов кряду. Чего? Мимо проходят девушки… а они просто смотрят.
– Они затевают драки, – предположил Хедли. – Я читал в «Кроникл» статью о росте подростковой преступности.
– Драки – тоже симптом. Стихийный возврат к естественным первобытным битвам. Они собираются в шайки, точно древние племена. Объединяются и клянутся друг другу в верности на крови. Сражения, средневековое понятие доблести… то есть добродетели в древнеримском смысле – «мужественность». Испытание, очищение, лязг металла. Вы слушали Вагнера? В своих дымных кузнях карлик Мим кует из обломков новый меч Нотунг, – она улыбнулась над стаканом апельсинового сока. – Там, в глубоких и темных подземельях, где вырос Зигфрид… не зная сам, кто он такой и кто его родители[76].
Словно завороженный, Хедли спросил:
– А кто его родители?
– Его отец – Зигмунд, последний герой из древней расы воинов… Вёльсунгов[77]. А мать – Зиглинда… сестра Зигмунда.
– Брат и сестра? – сипло переспросил Хедли, внезапно застыв и перестав жевать. – Они… поженились?
Марша не сводила с него холодных серых глаз.
– Это древний миф. «Песнь о Нибелунгах». Золото Рейна… – прoклятый символ всякой земной власти.
– Земная власть, – медленно, точно под гипнозом, повторил Хедли. – Прoклятый? Но почему?
– Потому что его похитили. Похотливый карлик Альберих украл его у рейнских русалок…[78] Она подглядывал, как они купались. А затем похитил золото… Они наложили на него проклятие. Всякий, кто владел золотом, должен был погибнуть.
– И чем все закончилось? – Хедли напоминал маленького мальчика, который сидит на коленях у матери и ловит каждое слово.
– Карлики повздорили из-за золота… В конце концов, его похитили боги. Но от золота они постарели и зачахли… Утратили свою мужскую силу, – Марша отпила апельсинового сока и буднично прибавила: – Разумеется, карлики символизируют евреев. Их жажду богатства и власти. Как вы знаете, в «Фаусте» Гёте Мефистофель символизирует еврея. Он пытается отвлечь Фауста от его предназначения. Искушает его царствами земными – плотскими радостями и утехами, о которых мы только что говорили.
