И он сказал «пока война не кончится» так, будто война уже началась.
Мистина замолчал, глядя перед собой. Всю жизнь он был отважен и верил в свою способность победить в любых условиях. Но сейчас будто сами суденицы раскрыли перед ним оконце в его будущее, и он с ледяной невозмутимой ясностью осознал: судьба толкнула его на дорогу, где «убиту быть». Сколько он ходил вокруг проклятого камня, все надеясь, что голос из-под земли скажет нечто более утешительное! Но нет. Все три дороги ведут к одному и тому же исходу.
И единственное, что ему теперь доступно, – это по примеру своих северных предков встретить злую участь с таким мужеством, чтобы ему позавидовали и более удачливые.
Пройдя мимо замершей на скамье Предславы, Мистина толкнул дверь и выглянул. Звать никого не пришлось: они все сидели и стояли уже здесь, под навесом избы: Сигге Сакс, Эльдьярн Серебряная Борода, Эллиди, Туробор, Несветай. Его напряженный и одновременно отрешенный взгляд встретился с их выжидающими взглядами. Потом он кивнул. Не нужно было спрашивать вслух: «Вы уже знаете?» И отвечать: «Мы все знаем».
Мистина повернулся и пошел назад в избу; пятеро старших оружников покойного Свенгельда прошли за ним и плотно закрыли за собой дверь.
Увидев Предславу, мужчины приподняли брови, но ее застывшее лицо, будто щит, отразило стрелы этих взглядов. Она сидела на скамье, сложив руки, не шевелясь, будто каменное изваяние, и всем видом выражала решимость не двигаться с места, даже если загорится изба.
Сигге Сакс отвел от нее глаза и снова посмотрел на Мистину. Приняв это как знак, прочие забыли о Предславе. Ее присутствие больше не имело значения.
– Кто-нибудь был на Малин-горе, видел святилище изнутри? – спросил Мистина вполне обычным голосом.
– Тебе ведь передали, что детям отрежут головы сразу, как только увидят возле валов хоть одного из твоих людей? – Сигге Сакс вновь бросил беглый взгляд на Предславу.
– Но им не обязательно
– Мы не станем в этом участвовать, – прямо заявил Эльдьярн. – А без нас у тебя не хватит людей.
– Мы считаем, что Володислав хорошую долю предлагает, – добавил Эллиди. – Мы готовы быть его дружиной. А ты будешь нашим воеводой.
Мистина отвел глаза. Теперь он понял все до конца. Вот откуда Гвездобор малинский узнал о поездке его семьи и успел подготовиться. Ранобор и отроки не просто сдались, попав в засаду. Они сами привели в засаду его семью! Просто сдали на руки древлянам! И сделали это потому, что им предложение Володислава понравилось. Он, Мистина, его отверг. И они нашли способ его заставить. Очень легко нашли. Потому что он слишком полагался на их верность… кому? Памяти его отца? Ему-то, Мистине, они никаких клятв не приносили. Они даже хотели, но он не принял. Потому что в таких случаях вождь и дружина взаимно обмениваются клятвами. А Мистина точно знал: он не сможет дать им то, чего они хотят.
А раз обмена клятвами не было, ни честь, ни долг не запрещали им заботиться о себе так, как они считают нужным. Ему даже не в чем их упрекнуть. Разве что в глупости.
– Но вы-то… понимаете, что толкаете меня – и себя! – на войну с Киевом и Ингваром? – Он уперся ладонями в стол, наклонившись вперед и глядя на всех по очереди с высоты своего роста. И в Свенгельдовой дружине не было ни одного человека выше Мистины.
– Очень удачно, что твоя жена не доехала до Киева, – заметил Эллиди. – Теперь Ингвар не сможет взять ее с детьми в заложники и тем принудить тебя к повиновению.
Мистина подумал, что Ингвар, а главное, Эльга не отрежут его детям головы, даже если он явится к киевским горам во главе целого войска. Но что толку говорить это сидящим перед ним? Уж точно не ради заботы о его детях они все это затеяли.
Они взяли его за горло. И держали, будто волки: живым не выпустят. Бестолку кричать на них, стыдить, грозить… просить… Ему ли их не знать? Да он пятнадцать лет назад преотлично знал, что это за люди и на что они способны.
«Смотри, не убей!» – как наяву услышал он хриплый голос своего побратима Ингвара, увидел его кулак, предупреждающе поднесенный к самому носу Сигге Сакса.
Тогда Ингвар был моложе на одиннадцать лет, и Сигге был моложе, стройнее, и этого шрама у него еще не было, а два нижних зуба еще сидели на своих местах. А вот глаза были почти те же: умные, холодные и веселевшие в предчувствии крови. «Не убей! Он мне родич. Я на себе родной крови не хочу!» – «Как скажешь! – весело ответил тогда Сигге. – Твой родич, тебе и решать».
Олег Моровлянин тогда остался жив. Он и сейчас еще жив. Наверное, помнит взгляд этих самых глаз в последний миг перед тем, как блеснул клинок над головой и наступила глухая тьма…
– И у нас развязаны руки! – подхватил Сигге. – Ты очень верно поступил, что увез жену и детей из Киева. Да, мы знаем, что это удалось не без трудностей. А значит, здесь у тебя друзей больше, чем там.
Кто-то из дружины проболтался… Да, но он ведь и не приказывал держать выходку киевских бояр в тайне.
– Ты сам убедился, что в Киеве им было оставаться опасно. А теперь все сложилось очень удачно. Когда вы заключите договор с Володиславом…
– Сначала ты заключишь договор с нами, а потом – с Володиславом, – поправил Туробор.
– Да, сначала с нами, потом с Володиславом, – кивнул Сигге. – А потом получишь назад всех своих домочадцев. Целыми и невредимыми.
