– Неполную сотню. Ну, пусти, брат, после все расскажу.
Скудота посторонился. Неполная сотня из восьми – не очень большие потери, в пределах неизбежного. Кто именно не вернулся, есть ли среди них те, кого он знал – это все прояснится завтра. Когда большая дружина войдет в Киев, будут жертвоприношения, пиры, дележ добычи и подарки тем, кто хранил стольный город во время похода.
От предложенного факела Улеб отказался: дорогу к Свенельдовой улице, где родился на старом дворе своего деда, он легко находил и в темноте. Все давно спали, только две собаки бегали за тыном да дремали под навесом крыльца двое челядинов-сторожей.
С тяжелым сердцем Улеб постучал в родительскую избу. Челядин сказал, что отец дома, никуда не уехал, и это обещало облегчение: вот-вот эта невыносимая тяжесть с его плеч будет снята и переложена на другие – широкие и выносливые. Сколько Улеб ни вспоминал те злополучные дни, сколько ни прикидывал, мог ли где-то поступить иначе, чтобы избежать несчастья, но нигде не находил вины. И все равно не мог избавиться от чувства стыда, подмешанного к горю.
– Кто там? – окликнул Мистина с лежанки, услышав легкий стук в дверь спального чулана.
И по привычке длиною в жизнь опустил ладонь на рукоять топора, лежащего у постели на полу.
– Отец! – Улеб вошел и остановился у порога. Огня в избе не горело, и после залитого лунным светом двора в жилье было темно, хоть глаз коли. – Это я, Улебка. Проснитесь.
– Что случилось? – подала голос Ута из-за спины мужа. – Сынок? Вы все вернулись?
Радость мешалась в ее голосе с недоумением.
– Беда случилась. – Улеб плотно закрыл за собой дверь, чтобы челядь не слышала. – Вставайте…
Эльга проснулась и не поняла отчего. Уже потом, приподняв голову, услышала тихий, но настойчивый стук в дверь.
– Кто там? – Бажаня, спавшая у порога, первой поднялась и подошла к двери.
– Скрябка, разбуди княгиню, – раздался голос отрока Вощаги, старшего над дозорными во дворе; через дверь он не разобрал, кто ему отвечает, но было ясно, что снаружи свои.
После недавней смуты Эльга велела увеличить дозор по ночам с пяти до десяти человек. В Киеве все шло обычным порядком, но она понимала: любое неприятное происшествие может вновь взбудоражить умы.
– Я сейчас, – ответила она и отодвинула занавесь – из царских гинекеев, затканную дивными золотисто-желтыми птицами.
Дверь открылась, вошла Ута. Эльга вытаращила глаза. Сестра явилась к ней среди ночи?
– Случилось что? – Эльга спустила ноги с лежанки на медвежину, служившую ковром.
– Оденься, – попросила Ута. – Свенельдич со мной пришел.
Бажаня и Скрябка зажгли три свечи на столе и ларе. Эльга торопливо обмотала косы вокруг головы, надела волосник; Бажаня поднесла ей платье, но она схватила с ларя свиту и натянула прямо на сорочку, запахнула, стремясь скорее получить объяснения. Ута не плакала, но казалась совершенно потрясенной. Мелькали нелепые мысли о каких-то чудесах, которые могли заставить самых близких людей разбудить княгиню среди ночи. Змей-Ящер в Днепре всплыл? Что-то вроде того – недаром же Ута смотрит на нее с таким испугом.
– Уж не Прияна ли… – начала Эльга, но умолкла: невестка за последние два месяца вполне оправилась, и хотя оставалась мрачной, ждать возврата лихорадки не имелось причин.
Нет, не Прияна. Эльга видела это по лицу сестры и продолжала блуждать в догадках. Но вот она оделась, и вошел Мистина. Эльга шагнула ему навстречу, открыла рот, но тут увидела за спиной свояка еще одного мужчину и замерла.
Несмотря на полутьму, Эльга легко узнала племянника, которого знала ровно столько же, сколько родного сына.
– Уле… – начала она, но перехватило горло.
Сестрич ведь ушел в поход со Святославом и вернуться должен был с ним. Его могли послать вперед – предупредить о приходе войска. Но зачем будить ночью – не побежит княгиня сейчас прямо быка резать и хлеба месить. И если бы ей хотели сказать всего лишь «Святослав возвращается!», эти слова уже прозвучали бы. И ради них сестра не явилась бы за полночь, чуть ли не со всей семьей…
Такого убитого лица у Улеба Эльга не видела никогда. Не случалось еще в его жизни таких горестей, чтобы…
Она снова села на лежанку. Ута опустилась рядом и взяла ее за руку, но Эльга едва заметила.
– Я… – Улеб всего лишь поклонился ей почти от двери, хотя в любой другой день подошел бы и обнял. – Мы…
Он умолк и детским взглядом воззвал к отцу о помощи.
Таких глаз Эльга у него не видела много лет. Парню двадцать первый год – он уж давно не дитя. И от мысли о единственном возможном объяснении ее сердце все падало и падало вниз по холодному колодцу и никак не могло достичь дна.
– Они расстались со Святшей, и никто не знает, где он, – произнес Мистина, тоже не в силах больше тянуть это молчание.
В первый миг на Эльгу плеснуло облегчением. Ей не сказали: «Он погиб».
