собственно, таковым и было, поскольку уже двадцать лет как здесь разбили неплохой даже по довоенным меркам ландшафтный парк, где охотно гуляли мамаши с детьми и бабушки с внуками.
Уже за час до начала решающей игры турнира «Чемпионы Москвы» между кланом «Раздолбаи Сретенки» и «Десять жизней» на Ходынке было не протолкнуться. Те, кому не хватило места на воздушных трибунах и в кафе-барах, принесли с собой подстилки, еду и выпивку и устроились прямо на траве. Кто перед специально установленными по этому случаю громадными стереоскринами, а кто и вовсе в сторонке, под сенью раскидистых лип и кленов.
А что? Тенистая лужайка в теплый летний субботний день посреди древнего мегаполиса дорогого стоит и сама по себе. Можно было и в другой парк пойти? Да, наверное. Но в другом нет той атмосферы. Сегодня же решающая игра «КТО», разве вы не знали? И проводится она здесь, на Ходынке. На воздушные трибуны билеты мы не достали, возле стереоскринов народ сидит так плотно, что бутылку поставить некуда, а здесь – пожалуйста. Хочешь, сиди, хочешь, лежи, хочешь, на голове стой. Стакан с пирожком под рукой, и вроде как вместе со всеми за игрой следишь, переживаешь. Разве плохо?
Так или примерно так мог бы ответить среднестатистический московский обыватель, расположившийся на той или иной парковой лужайке, тому, кто вздумал бы ему задать соответствующие вопросы. А может быть, и не так. Может быть, он предложил бы любопытствующему присесть рядом, выпить, закусить и самому прочувствовать всю прелесть этого дня и этого места.
– Однако, – сказал Лукас, оглядывая толпу, медленно текущую по главной аллее к воздушным трибунам. – Давно не видел такого ажиотажа.
Два часа назад он прилетел в Москву на личном самолете, чтобы посетить игру «Раздолбаи Сретенки» – «Десять жизней». Вместе с ним, кроме обязательного и незаменимого в подобных случаях Феликса Говорова, прилетела и архитектор Ольга Бажан. Негласно это как бы входило в программу примирения. Наряду с бриллиантовым ожерельем ценой в семнадцать тысяч энерго и пятью букетами алых и белых роз (от девятнадцати до сорока пяти по нарастающей) от лучшего флориста Киева. Первый букет был доставлен с посыльным Ольге на квартиру следующим же утром после неудавшегося вечера в клубе «Белый свет». И доставлялись ежеутренне. К пятому букету прилагалось ожерелье. На следующий день архитектор сдалась. Лукас умел и любил добиваться своего всегда и во всем – будь это выгодная сделка или завоевание очередной женщины, неважно. И чем больше ему оказывали сопротивление, тем настойчивей он стремился его преодолеть.
– Не нравится мне здесь, – сообщил Феликс, с угрюмым видом оглядывая толпы людей. – Я же говорил, надо было брать с собой дополнительную охрану.
– Тебе дай волю, ты бы меня в бронированной клетке возил. Чтобы ни о чем уже не беспокоиться, – сказал Лукас. – Пошли выпьем где-нибудь, до начала еще целый час. Не на трибунах же париться.
– И что-нибудь съедим, – подхватила Ольга. – О! Вспомнила. Расстегаи. С рыбой! На Ходынке продаются фантастические расстегаи с рыбой.
– Хоть бы наномаску надел, – сказал Говоров. – Всех дел на пятнадцать секунд, а сколько пользы.
– Я с дамой, – сказал Лукас, – какая может быть наномаска? Это недостойно джентльмена и офицера.
– Издеваешься, – догадался Говоров.
– Ага, – согласился Лукас. – Пошли. Нас ждут холодная водка и расстегаи.
Но все ближайшие кафе-бары оказались переполнены до такой степени, что Дабл увидел то, с чем не встречался лет пятнадцать, – живую очередь к освобождающимся столикам. Это было настолько непривычно, что все трое даже как-то растерялись. Растерянность, однако, продлилась недолго. Лукас как раз оглядывался по сторонам, соображая, что бы предпринять, когда услышал чей-то удивленно-радостный возглас:
– Господин капитан?! Дабл!
Он повернулся. Неподалеку с травы поднимался моложавый, хоть и седой, как снег, мужчина в легких светло-серых хлопчатобумажных брюках и таком же пиджаке поверх белой рубашки с открытым воротом. Мужчина не слишком уверенно, но радостно улыбался, и по этой улыбке Лукас его сразу узнал.
– Скляров?! Живой!
Они обнялись.
Двадцать пять лет назад, в мае две тысячи девяностого, лейтенант Глеб Скляров командовал отдельным взводом русских танков, приданных роте капитана Левицкого в качестве союзнической помощи. Операция в пустыне Негев прошла успешно. Противник числом до двух батальонов мотопехоты, усиленных самоходной артиллерией и танками, был отрезан от основных сил, частично уничтожен, а частично рассеян. Лукас потерял в том бою пять машин, одна из которых была русская, из взвода лейтенанта Склярова. В ту войну они еще дважды рядом дрались, не раз выпивали и делили хлеб, а потом, когда весь мир пошел наперекосяк, потеряли друг друга. Около десяти лет назад Лукас попытался найти Глеба, чтобы пригласить его на встречу однополчан, но получил официальное известие о том, что старший лейтенант Глеб Скляров погиб смертью храбрых при защите города Чита от китайских захватчиков в октябре две тысячи девяносто первого года.
– Черт, Глеб, мне сообщили, что ты убит. Почему ты меня не нашел?
– Убит? А, да, было такое. Я трое суток в сожженном «Викинге» провалялся под Читой с перебитыми ногами и дыркой в груди. Хорошо, комби расплавился и к ране прикипел так, что кровь остановил. А то бы хана. И вода в танке была. Когда ребята из рембригады меня нашли, оказалось, что похоронка уже выписана. Мать чуть с ума не сошла. Ну а потом как-то не до этого было, ты же сам помнишь, что творилось в начале и середине девяностых.
