коснуться не сможешь, — с усмешкой ткнул пальцем в кровавые сосульки волос убийца и кинул мне под ноги Саргейдена, как кость собаке. — Попрощайся, девочка, я вам даю пять минут, а потом укольчик — и баиньки.
Меня Ледников узнал сразу, и взгляд стал диким и отчаянным, почти безумным. Нет, на этой крыше сегодня хватит одного ненормального, я сползла вместе с наручниками вниз по пруту, к которому оставалась пристегнута, и, отчаянно выворачивая руки в плечевых суставах, склонившись к лицу кайста, закрыла его растрепавшимися волосами.
— Я не могу нас перенести, — с болью выдохнул ЛСД. — Прости…
— Я знаю, знаю, поэтому поцелуй меня сейчас, очень нужно, — попросила я куратора, изо всех сил пытаясь взглядом объяснить, что прошу его сделать.
Он меня понял, но как-то не так, потому что стал покрывать сумасшедшими поцелуями все лицо, пока я, уже скрипя зубами от боли в руках, не уточнила направление движения, дернув его зубами за длинную темную прядь:
— В губы!
Вот теперь поцелуй получился правильный, не знаю, как там насчет техники, мне не до того было, чтобы анализ проводить и оценку по десятибалльной шкале выставлять. Самое главное я получила и очень надеялась, что этого мне окажется достаточно, поэтому отстранилась от горячих, влажных губ и выдохнула:
— Спасибо!
— Ге-э-эля, — простонал ЛСД в ответ, и я сообразила: ни черта лысого он не понял и вообще прощается со мной, как с живой покойницей. Болью и гневом пылали черные глаза недобитого феникса.
Мыслями о том, как Громов собирается покончить с ним, я изо всех сил пыталась не засорять свой мозг. Поэтому, и только поэтому, с трудом поднялась на ноги и невнятно объявила:
— Давайте уже. Убивайте!
Приятно пораженный такой вопиющей сознательностью Громов аккуратно подошел сбоку и вколол — с первого раза в вену попал, гад такой, не каждой медсестре удается — полный шприц какой-то отравы. Поначалу меня повело, как от димедрола, ноги стали как макаронины, я почти сползала на крышу. Рефлекторно, мозги уже почти отключались, сглотнула слюну из-за щеки и все-таки опустилась на холодный бетон. Рядом взвыл кайст (вот чего он воет? Если потомок птиц, ему положено свистеть или курлыкать!).
Убийца щелкнул наручниками, расковывая запястья, вложил в карман брюк пустой шприц и потащил меня к краю крыши. Высоты я никогда не боялась, с парашютом вместе со Стаськой прыгала пару раз и только от восторга визжала. Но свободное падение без страховки и парашюта за спиной, когда в любой момент можно дернуть за кольцо, в планы на жизнь категории «долго и счастливо» никак не вписывались, зато именно так собирался поступить со мной Громов.
Мое безвольное тело перевалили за парапет гигантской новостройки-многоэтажки и, сказав напоследок сакраментальную фразу всех ублюдков: «Прости, девочка, так будет лучше!», спихнули вниз.
Глава 28
ПАДЕНИЯ И ВЗЛЕТЫ
Я сосредоточилась, окончательно прогоняя сонную хмарь наркотика и готовясь к переносу. Ветер насмешливо засвистел в ушах. С безнадежно- отчаянным клекотом вдогонку моей якобы одурманенной тушке устремились два тела, сцепившихся в яростной схватке, мелькнули в сумерках серебряные когти, взрезающие плоть противника.
Сердце бухнуло в груди. Неправда, что под угрозой немедленной смерти перед глазами проходит вся жизнь, вернее, неправдой это было для меня. Время с той доли секунды, когда я увидела окровавленного кайста, мертвой хваткой сжимавшего Громова, потекло как вязкий кисель, в который переложили крахмала. А мысли, напротив, замелькали с бешеной скоростью, способной соперничать со скоростью света.
И главной из них была: «Как спасти куратора?» Уцелеть самой было проще пареной репы, не затуманенное наркотиком или травмами тело способно к телепортации. Но кайст? Он слаб, избит, потерял много крови и не способен к переносу, значит, надо телепортироваться к нему, схватить, а потом перенестись прочь, но при этом умудриться не прихватить с собой Громова. В великий план, составленный на коленке впопыхах на крыше и переписанный в воздухе, никак не вписывался второй тайм с очередной попыткой убийства маньяком.
Перенос не к точке пространства, а к кайсту свершился с потрясающей легкостью, я вцепилась в него обеими руками, крикнула: «Отпусти бяку!» — и представила Конрада. Самую надежную точку опоры во Вселенной, друга, защитника и родича, который не даст нас непутевых, в обиду никаким безумцам, спешащим облагодетельствовать мир несвоевременной смертью одной ни в чем не повинной девушки.
