грузина-жопарезина и котёнка Трусики священны, они – чистый дзен.
Мой папа, кстати, часто просил меня рассказывать дворовые анекдоты (которые про котёнка Трусики как раз) и страшно ржал. Он не знал слова «дзен», но был неплохим практиком. В отличие от нас, знающиё многие слова и трындящих их всуе.
В промежутках между анекдотами про тёщу.
Хуже анекдотов про тёщу только эти ваши праздники, потому что они позволяют не думать о важных вещах триста шестьдесят четыре дня в году. Разик отстрелялись, и хватит.
А вот не хватит, ни фига. Каждый день надо вмещать в себя весь мир – с войной, чумой, мором, гладом, яблоневым дымом, черёмуховыми холодами, душистыми майскими ночами, необходимостью защищать своих живых и провожать своих мёртвых, с этой невыразимой бесконечной любовью, данной нам если не в ощущениях, то хотя бы в крепдешиновых платьях и ванильных сухариках, которые мы не едим в самый голодный день, а кладем в карман и несём кому-нибудь – угостить.
Потому что тот, кто вмещает в себя весь мир и ванильный сухарик в придачу, никогда не пройдёт насовсем.
Один человек занимался осознанными сновидениями. Занимался долго и упорно, предположим, тридцать лет и три года. Преуспел, научился всем премудростям, отрастил себе тело сновидения, толстое, розовое и красивое.
После чего человек стал бегать по изводившим его всю жизнь кошмарам, крутить им сочные кукиши и дразниться: «бе-бе-бе!»
Другой человек тоже занимался осознанными сновидениями, долго и упорно, тридцать лет и три года. Научившись же всему, чему следует, в одном из осознанных сновидений устроил себе отличную спальню, притащил подушку с одеялом, каждый день засыпал туда, а уж там дрых себе в своё удовольствие, просто так.
Одно из самых сильных (часто неосознанных) желаний современного человека – оказаться в ситуации, когда он ничего не может испортить. Никакими своими действиями.
Почти недостижимое в рамках текущей культуры ощущение. Пение пьяным хором, секс в наручниках и вхождение во вдохновенный поток – вот первые пришедшие в голову варианты. Наверное есть ещё, но их немного.
Окружение – влияет. И изменяет нас, хотим мы того или нет.
Штука даже не в том, что трудно жить среди алкоголиков и сохранять трезвость. Или, скажем, соблюдать строгую диету в окружении обжор. Штука не в том, что нам станут дружно говорить, как надо жить и какое мнение иметь по всякому вопросу, и мы тут же послушаемся, как глупые дураки.
Окружение изменяет нас на более тонком и глубоком уровне. Постепенно и незаметно.
Есть, конечно, люди с повышенной сопротивляемостью среде. Я как раз из их числа, очень хорошо знаю, как всё происходит, и могу сказать: на то, чтобы не поддаться влиянию – не только и не столько социальному, а вот этому глубинному, незаметному – уходит хренова прорва сил. Так много, что некоторые из нас ложатся и умирают молодыми, а некоторые просто больше ничего не делают, и не потому что не хотят, а потому что действительно не могут. Это – ну как сдерживать всем телом напор воды из трубы, которую вы прикрыли собой, и одновременно вышивать бисером. И не пять минут напоказ, а годами.
В юности у меня не было сил почти ни на что. Даже заварить чай или переодеться – это было огромное, очень нежелательное, вынужденное напряжение. Силы были только на те занятия, которые сами приносили силу – искусство, например. Или прогулки. Но это, как понимаем мы, подключение внешнего ресурса, а не задействование собственного.
А те, у кого сопротивляемость не повышенная, просто потихоньку изменяются в направлении, заданном окружением. Которое у почти всякого человека вполне случайно, будем честны.
