Авалон-2314

– Извините, Николай Степанович. Я не узнал вас. Рад видеть. Несказанно рад.

Гумилев едва заметно поднял бровь:

– Взаимно, Даниил.

– Извините, если я буду сбивчив или растерян… Вы сказали, что у вас ко мне дело. Но какое? Я знаю о вас очень много, а вы наверняка даже не слышали обо мне.

Николай Степанович рассмеялся:

– Много знаете? Вот что значит публиковать свои дневники… Но и вы грешили тем же, и, наверное, в гораздо большей степени. Я читал о вас достаточно, Даниил.

– Читали обо мне? – опешил я. – Зачем?

Да кто я такой, что обо мне читал сам Гумилев? Чем заслужил?

– Потому что знал – нам предстоит встретиться, – заявил поэт. – И обсудить весьма важные вопросы. Но вы позволите приступить к разговору позже? Сейчас я бы хотел просто пообщаться. Узнать о вас и о ваших планах больше.

– Мог ли я мечтать об этом? Я имею в виду, пообщаться с вами? Конечно! Как вам будет угодно.

– Вот и отлично. Останемся здесь? – спросил Николай Степанович.

– Как вам будет угодно.

– Фридрих Вильгельм может помешать.

– Вы знакомы? Кажется, в свое время вы увлекались его идеями?

Гумилев поморщился:

– Было время. Да. Ницше – легендарная личность. Но сейчас, увы, неконструктивно настроенная.

– Точно.

– Вы не находите, что нашим потомкам или тем искусственным личностям, что участвовали в нашем воскрешении, забавно слышать такие рассуждения? Мы, осколки прошлого, рассуждаем об адекватности или неадекватности друг друга, хотя до конца не уверены в собственном существовании. Я бы сказал – посмертном бытии. Или вы уверены?

– Нет, не уверен, – не стал спорить я. – Напротив, подобные мысли посещали и меня.

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно – колокольчик фарфоровый в желтом Китае
На пагоде пестрой… висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

Николай Степанович рассмеялся:

– Да, вы вменяемы, видно с первого взгляда. И стихи мои читали?

– Не только читал. Любил.

– Спасибо, – Гумилев усмехнулся немного криво. – А сами пишете?

– Нет, и тому есть серьезные причины.

– Вот как? Интересно.

– Если вы не против, я сейчас об этом не буду. А ваши стихи всплывают в памяти постоянно. Только, полагаю, вам тяжело постоянно ощущать себя в роли поэта, которому капитан дальнего плавания всю ночь напролет читает его стихи?

– Ах, вы о том стихотворении! – вздохнул Николай Степанович. – Пожалуй, я все же писал его в предчувствии смерти. Но об этом я тоже говорить