кто получше.
– Мы занимались жертвоприношениями только в моменты критической опасности, – ответил Мерлин. – Сейчас момент именно такой.
– И все же… Кто нам грозит? – вмешался я. – Инопланетяне? Существа из параллельных измерений?
– Какая разница? – раздраженно бросил Мерлин.
– Мы должны знать!
– Должны? Почему ты так решил? Мы и сами толком не знаем… Но чувствуем. Понимаешь, я это чувствую! Не Моргана, не Галахад, не Артур! Прогнозами занимаюсь я! А мне отказывают в праве вести игру для нашей общей пользы!
На мгновение перед моими глазами возникла яркая картина: старец в белых одеждах на освещенном солнце холме воздевает посох, и по его команде вперед маршируют тысячи витязей в сверкающей броне, с пламенеющими мечами в руках. Длинные ряды копейщиков смыкают строй, прикрывая фланги. Кони переминаются с ноги на ногу – в бой готов вступить резервный отряд…
– Его уже приносили в жертву. Тогда, в двадцатом веке, в двадцать первом году, – заявила Моргана. – И это тоже изменило наш мир – не в лучшую сторону.
– Как знать, – молвил Мерлин. – Иногда поэту лучше умереть, чтобы жить в веках.
– Нет! – в один голос отозвались мы с Хонгром, хотя и не сговаривались.
Гумилев жестом попросил нас замолчать и спросил:
– Почему вы прямо не сказали мне о возникшей необходимости, Мерлин?
– Такое запрещено установками проекта «Авалон». Мы не можем убивать людей и не можем призывать их умереть – во имя сколь угодно благих целей.
– Ладно… Более или менее ясно. Но вы ведь заманивали меня на Луну. Совершенно определенно – заманивали!
– Да, – не стал спорить Мерлин. – Мы просчитали линию поведения Даниила, поступки Хонгра. Правда, Галахад и Моргана неверно оценили мотивацию Хонгра. Они посчитали, что он не остановится перед убийством. Но я-то знал заранее, что он откажется в вас стрелять… Ни он, ни Че не пошли бы на хладнокровное убийство невинного даже во имя великих целей. Че мне даже не удалось убедить солгать – он говорил Хонгру только правду и ничего, кроме правды. И идея с Ницше ему очень не нравилась.
– Но его-то вы убили! – воскликнул Гумилев.
– Не мы, а туповатый наемник, – устало ответил Мерлин. – И так было лучше решительно для всех, в том числе и для самого Фридриха. Разве что вы принципиальный противник эвтаназии… Но в наш век это, по меньшей мере, странно.
– Как знать! – Знакомый голос Галахада было приятно слышать. Я понял, что даже соскучился по нему. – А относительно Хонгра у меня никаких подозрений не было. Так, легкая неуверенность.
– Вы кто? – спросил Гумилев.
Галахад представился.
– Скоро здесь все соберутся?
– Уже собрались, – заявила Моргана. – Но важно не это. Важно то, что делать дальше.
– Я так и не получил ответа на вопрос о Луне. Здесь что, колдовское место? Своего рода алтарь?
– Почти. – Я был крайне удивлен, что Мерлин подтвердил романтичные предположения поэта. – Чем дальше от дома, от Земли, тем больше вероятность оказаться после перерождения в другом мире – таком же, как наш, и все же в другом. Бывает, души меняются местами и во сне, но ненадолго и случайно. Смерть стирает границы и обновляет мир. Луна – хорошая отправная точка для путешествия меж измерений.
– А спутники Юпитера? – спросил я.
– Там мы не сможем влиять на события, – вздохнул Мерлин. – Слишком далеко. Слишком страшно. Здесь мы можем направить полет души. Едва заметно, чуть слышно, но это наверняка даст результат. Эфир – материя тонкая.
– А на Амфитрите вы можете придать душе нужный импульс? – спросил Хонгр.
– На какой Амфитрите? – удивился я.
– Резервной базе «Авалона».
– Груда железа никак не может влиять на тонкую структуру мира, – ответила Моргана. – «Авалон» не место и не оборудование, господа. «Авалон» – само человечество. Люди. Мы никто и ничто без людей. Поэтому мы вас так любим и ценим, поэтому ваше благополучие для нас превыше всего.
– Кто бы сомневался, – фыркнул Хонгр.
А Гумилев задумчиво улыбнулся, прищурился и продекламировал:
