Финн кивнул.
– Так что мы застряли. А это значит, что ты в заднице.
Кейсу хотелось смеяться, но у него перехватило в горле.
– Кейс, – негромко заметил Мэлком, – «Гарви» – буксировщик.
– Совершенно верно, – с улыбкой подтвердил Финн.
– Как повеселился в большом мире? – поинтересовался конструкт у Кейса, когда тот снова вернулся в матрицу. – Чувствую, Уинтермьюту потребовалась новая маленькая услуга…
– Слабо сказано. Как «Куан», все нормально?
– Что надо. Потрясный вирус.
– Ладно. У нас появились некоторые затруднения, но мы работаем над их преодолением.
– Может, поделишься со мной?
– Некогда.
– Ну и правильно, голуба, чего там церемониться со всякими трупами.
– Иди ты на хер, – сказал Кейс и щелкнул тумблером, избавляя себя от очередной порции жуткого смеха.
– Она мечтала о состоянии с очень малой долей индивидуального сознания, – рассказывала 3-Джейн.
Она показывала Молли лежащую на ладони камею. Профиль, вырезанный на камне, весьма походил на ее собственный.
– Животное блаженство. Думаю, она считала развитие передних долей мозга ошибкой природы. – 3-Джейн наклонила брошь, наблюдая игру света на гранях. – Даже наиболее болезненные аспекты самоосознания беспокоили бы индивидуума – члена нашего клана – только при некоторых возбужденных состояниях психики.
Молли кивнула. Инъекция, вспомнил Кейс. Что это они ей вкатили? Боль не то чтобы исчезла, она превратилась в некий сгусток измененных, перепутанных ощущений. Неоновые черви, копошащиеся в бедре, прикосновение грубой мешковины, запах жареных креветок – мозг инстинктивно отказывался копаться в этом месиве, и оно сливалось в нечто вроде белого шума. Если этот их болеутолитель сделал такое с нервной системой Молли, в каком же состоянии ее психика?
Зрение даже острее обычного, все образы рисуются с неестественной ясностью и четкостью. Все люди и предметы словно вибрируют, каждый – со своей, чуть-чуть отличающейся от всех прочих, частотой. Черный шар, все еще сковывавший ей руки, Молли пристроила на коленях. Сидела она в пляжном кресле, положив сломанную ногу на пуфик из верблюжьей шкуры. Напротив нее, на таком же пуфе, куталась в просторную галабию из небеленой шерсти хозяйка дома. Выглядела 3-Джейн очень молодо.
– Куда это он смылся? – поинтересовалась Молли. – Снова ширяется?
3-Джейн пожала плечами, скрытыми под тяжелой бесформенной накидкой, и отбросила с глаз прядь темных волос.
– Питер попросил меня впустить тебя, но не сказал зачем. Чтобы все было таинственно и загадочно. Ты собиралась что-нибудь с нами сделать?
Молли слегка помедлила.
– Его бы я убила. И попыталась бы убить ниндзя. А потом я поговорила бы с тобой.
– Почему? – 3-Джейн спрятала камею в карман галабии. – И еще раз – почему? И о чем?
Некоторое время Молли изучала высокие изящные скулы, широкий рот и узкий ястребиный нос. Глаза у 3-Джейн были темные и какие-то тусклые, почти матовые.
– Потому что я его ненавижу, – сказала она наконец, – потому что я так устроена, потому что я – это я, а он – это он.
– И еще из-за шоу, – добавила 3-Джейн. – Я была в ресторане.
Молли кивнула.
– А Хидэо?
– Потому что ниндзя – лучшие профессионалы. Потому что один из них убил моего напарника.
Лицо 3-Джейн помрачнело, брови ее поползли вверх.
– Потому что я должна была проверить, – добавила Молли.
– А потом мы бы немного поболтали – ты да я, и никто не мешает, ты так это себе представляла? – Темные прямые волосы 3-Джейн разделялись посреди пробором и были собраны на затылке в тяжелый узел. – Ну а как теперь, теперь-то ты расположена поболтать?
– Сними с меня это, – сказала Молли, поднимая скованные руки.
– Ты убила моего отца, – не меняя тона, ответила 3-Джейн. – Я видела на мониторах. Он называл их глазами моей матери.
– Он убил «куклу». Она была похожа на тебя.
– Отец обожал широкие жесты, – ответила 3-Джейн, а затем к ней, сияя от наркотиков, подошел Ривьера, облаченный в тот же напоминающий арестантскую робу костюмчик из серого льна, что и тогда, в саду на крыше отеля.
