– Алекс, очень медленно отводи ее назад, – сжатым, как пружина, голосом попросил Гильс. – И говори что-нибудь, постоянно говори.
– Ага, понял. – Алекс прокашлялся. – Кто как проводит лето. Я чудно оторвался: озера в Карелии, ужики с ежиками под ногами, сосны, песочек… Мы с паучками загорали, купались, играли в пляжный… как его…
– Волейбол, – тихо подсказала Влада, наблюдая за пальцами Гильса, медленно перебиравшими ее волосы.
– Ага, он самый. Милых паучков я увел в такие дебри, ой-ой, – продолжал Алекс. – Они мне говорят: «Ты типа Иван Сусанин, что ли?» Чуть не сожрали меня за то, что завел их в болото. Я читал им Дашечкины эсэмэски вслух, и они умерли от смеха. Особенно им понравилось про то, как Жорж Темнов сам стирает себе носки, а потом сушит их с помощью магии… Дашка, стерва, подсматривала!
– Покатит. – Гильс кивнул, и его плечи немного опустились, будто с них спало напряжение. – Продолжай давай. Не молчи.
– У тебя в руке прядь ее волос, – тихо напомнил брату Алекс. – Ты разожми пальцы, но не смотри на нее. Итак, треплемся дальше! – Он снова перешел на веселый и беззаботный тон, словно переключили невидимую кнопку: – Еще Дашке мерещатся черные длинные руки, которые по ночам шарят в ее шкафу. Пишет, приезжай и срочно разберись, в чем дело. Гы-гы! Нельзя ее одну оставлять, она сходит с ума!
Влада вдруг почувствовала, что Алекс осторожно тянет ее за собой, из гостиной в коридор. По сантиметру, медленно, не переставая весело трепаться, будто все сидели где-то во дворе на скамеечке и думали, как убить вечер.
– А Бертилов-то отмочил, слышал? – хохотнул старший Муранов. – Сейчас расскажу, этому было посвящено около двадцати посланий. Дашка ненавидит Егорку лютой ненавистью! Пишет, он – паршивец, гоните его, Мурановы, в шею и не дружите с ним.
– Это мы как-нибудь без твоей принцессы решим, – голос Гильса обрел наконец эмоции вместо холодной отстраненности.
– Во-во, я так и сказал, – Алекс почти вытолкнул Владу в коридор, но удерживал в дверях, выжидая подходящий момент. – Я ей говорю: «Ты в дружбу троллей с вампирами не лезь. Мы сами в ней мало понимаем». Нам что главное? Егорка свой в доску, а уж какими методами он помогает, его тролльское дело. Мы вот что сделаем: в конце лета все вместе соберемся где-нибудь и устроим вечеруху…
– Стой.
Гильс рухнул на колени, вцепившись ногтями в паркет. Тот хрустел и комкался под сильными пальцами, словно дубовые доски были хрупким сухим картоном.
– Нет, Алекс. Не получается. Попробуй ее оттолкнуть, когда я…
– Держись, – совсем не веселым голосом произнес Алекс. – Держись, сколько можешь!
– Уводи ее…
– Сейчас?
Гильс покачал головой:
– Не могу, Алекс. Не удержусь. Ты справишься со мной?
– Не уверен. Сам отойти сможешь?
– Нет.
– Влада, смотри в пол и не двигайся сейчас, не дыши, зажмурь глаза, – пальцы Алекса сильнее сжали ее плечо. – И не бойся, все будет хорошо.
Смотреть в пол и почти не дышать… Это как? Если воздуха не хватает, а паркет прыгает перед глазами обезумевшей елочкой. В гробовой тишине было слышно, как тяжело дышит Гильс, как тикают часы на шкафу, как доносится из-за плотно запертого окна шум проехавшей по переулку машины.
И вдруг гнетущую тишину разорвал звук из кармана. Мобильный телефон успел только пискнуть, как быстрая тень метнулась к ней, а комната отлетела в сторону. Кресло завалилось набок, с треском пропоров штукатурку, поехал вниз карниз, морщась занавесками.
– Выводи ее! – крикнул Гильс. – Алекс, давай!!!
А потом начался кошмар. В лицо ударил взявшийся непонятно откуда порыв ледяного ветра, разбитое колено налетело на косяк двери, и боль завыла в ноге, застревая криками в горле.
– Нет! – Влада отчаянно сопротивлялась той силе, которая сейчас тащила ее прочь. – Отпусти меня!!! Я не могу… Дышать… Не хочу в янв…
Жестокая и неумолимая сила продолжала тащить ее из реальности в подпространство, заполненное пылью и серой, пока по стенам лестницы метались крики и грохот откуда-то сверху.
– Дышать… Мне больно… Я умру сейчас…
Это была целая минута ада в пыли и бесцветном мире, не предназначенном для людей. А если ты наполовину не человек, янв примет неохотно, обожжет холодом, напугает звоном в ушах и мельканием в глазах сотен существ, которым не место в обычном мире…
Алекс тянул ее за собой по лестнице вниз. Мелькали стены, двери, огни. Серебром, как под Новый год, засверкал Козихинский переулок, над головой повисла огромная вполнеба луна. Где-то позади остался Гильс и страшный, раздирающий уши далекий, почти звериный вой. Он говорил больше, чем все ненужные слова.
Влада вдруг поняла, что сидит в мчащейся по ночному городу машине, а ведьмак Темнов машет у нее перед лицом растопыренной пятерней и орет непонятные ей слова страшным голосом.
