– Серьезнее, чем ты думаешь, – ответил ему Маяковский.
Лиля между тем взяла рыжеволосого юношу под руку, и они направились вместе с людским потоком к выходу.
Маяковский смотрел им вслед как завороженный. На его окаменевшую высокую фигуру то и дело наталкивались люди, раздавался сердитый ропот, но он даже не замечал их. Родченко тоже смотрел вслед Лиле и ее спутнику.
– По крайней мере, они неплохо смотрятся вместе, – задумчиво выговорил он. – Оба такие рыжие.
Маяковский повернулся и посмотрел на друга прищурившись. Тот смущенно улыбнулся.
– Я ведь только в смысле колористики, – сказал он.
Маяковский усмехнулся.
– Пойдем за кулисы. Побеседуем с магом.
– Нас могут не пустить, – заметил Родченко. – Там ведь, вероятно, охра…
– Ничего, пустят, – отрезал Маяковский и ринулся вперед, разрезая грудью толпу.
Маяковский и Родченко вошли в гримерку. Немец обернулся на крутящемся стульчике. Широко улыбнулся, блеснув белыми зубами, и театрально взмахнул рукой.
– Герр Маяковски! – поприветствовал он поэта таким голосом, словно между ними ничего не произошло. – Входите-входите! Безумно рад вас видеть. Да вы не один! Кто это с вами?
– Это мой друг Саша Родченко, – неприветливо произнес Маяковский. – Он художник.
– О! Человек искусства! Приятно познакомиться, герр Родченко!
Родченко пожал магу руку и сказал:
– Мне тоже.
– Присаживайтесь на диванчик. Правда, он продавлен, зато восемнадцатого века – настоящий антиквариат!
Друзья уселись на скрипучий диван.
– Как вам представление? – поинтересовался немец, стирая специальной тряпочкой пудру с лысины.
– Весьма впечатляюще, – сказал Родченко. – Действительно, немного смахивает на волшебство. В чем секрет хрустального шара?
– О, это есть мой маленький немецкий тайн, – коверкая русские слова, ответил герр Риттер и засмеялся.
– Трюк с чревовещанием, – грубо сказал Маяковский.
Немец посмотрел на него задумчиво и так же задумчиво ответил:
– Может, да, а может, нет.
Родченко покосился на черный ящик, который стоял на табуреточке.
– Это он?
Маг кивнул:
– Угу.
– А можно его потрогать?
– Я бы вам не советовал, – сказал на это герр Риттер.
Родченко вздохнул и неохотно отвел глаза от ящика. Маяковский молча вставил в губы папиросу и, чиркнув спичкой о стену, закурил.
– Герр Риттер, можно спросить? – снова заговорил Родченко.
– Валяйте!
– Зачем вы так с тем парнем?
Немец пожал плечами:
– Так ведь он убийца. А убийца должен сидеть в тюрьме. Разве не так?
Родченко наморщил лоб.
– А если он себя оговорил? Ведь неизвестно – правду он говорил или нет.
– Уверяю вас, товарищи, он говорил чистую правду. К тому же он сам вызвался на сцену. За что и поплатился. Так что, товарищи, моя совесть, в отличие от его совести, абсолютно чиста.
Родченко кивнул в знак того, что согласен с представленными доводами, а Маяковский пыхнул папироской и спросил:
– Вас могут привлечь как свидетеля.
– Не привлекут, – ответил герр Риттер. – У меня есть особый мандат, позволяющий делать на представлениях все, что я захочу. Единственное, в чем меня ограничило ваше правительство, это в свободных контактах. Думаю, сейчас кому следует уже доложено, что вы сидите у меня в гримерке.
– Мы не делаем ничего противозаконного, – быстро и слегка волнуясь, произнес Родченко.
– Конечно, конечно! – с улыбкой подтвердил немец. – Я никогда не вступаю в конфликт с законом, в какой бы стране я ни находился.
