— Что тебе нужно? — Ильяс расслабился, развалился в кресле, поправил бордовый галстук на белоснежной сорочке.
— Я же сказал, поговорить, — принял удобную позу, положил ногу на ногу, поправил полу плаща. — Я представитель Ивана Петровича Климова, хозяина автосалона «Внедорожник».
— Кого представитель? — Ильяс недоуменно взглянул поверх моей головы. — Кто такой?
— Петрович который. Машинами торгует на Майской, — прозвучал из-за спины голос второго.
— И что тебе нужно, а? — нахмурился директор.
— Пришел расторгнуть договор на охрану. — Я широко улыбнулся. — Нас не устраивает сумма, которую вы изменили в одностороннем порядке.
— Под кем живешь? — спросил худой, звякнув металлом. Пистолет достал, похоже. — Как погоняло?
— Я сам по себе. Но если хочешь, можешь спросить насчет меня Белого, мы с ним знакомы, — усмехнулся и продолжил: — Позвони, думаю, мы сможем избежать множества мелких недоразумений. Скажи, Тибетец зашел, об услуге просит… — Интересно, что ему скажет Белый?
— Аслан, спроси, — бросил Ильяс, продолжая сверлить меня взглядом, и нажал под столом кнопку. Где-то в холле брякнул звонок, послышался топот ног, дверь за моей спиной хлопнула.
— Там Светка в кресле распласталась! — послышался новый голос. — Но дышит, вроде…
— Здравствуй, дорогой. Аслан беспокоит. Как здоровье? — начал разговор худой. — Хорошо… Ты такого знаешь, Тибетец погоняло… Пока ничего не случилось. Коммерса нашего забрать хочет. — Секунд тридцать стояла тишина, потом послышался щелчок предохранителя. — Понял тебя, дорогой. Увидимся.
Прозвучала фраза на незнакомом мне языке, наверное, дагестанском. Жаль, не знаю, о чем говорили…
Ильяс, не отрывая от меня взгляда, произнес:
— Белый сказал, что Тибетец — мокрушник козырный. Одиночка. Посоветовал с тобой не связываться… И знаешь, что я думаю? Я думаю, что тебя Белый и прислал… — Он произнес какое-то слово на своем языке и откатился вместе с креслом назад.
Стол вдруг ударил меня в лоб — не было бы на мне «стальной кожи», мог бы треснуть череп… Это кто-то из стоящих сзади мужчин пнул меня в спину. Нет, я мог бы предположить, что мне в затылок выстрелят, на крайний случай, ножом в спину ткнут. А тут… Полетел вместе со стулом, как пикирующий голубь, и раскорячился на полу, как жаба… Только успел перевернуться и приподняться, всадить «фриз» в одного охранника, как мелькнула чья-то нога, и я кубарем полетел через стол! Да блин же! Я не на шутку психанул, меня, мага, валяют, как последнего слабака! В полете полоснул вокруг «когтями», развалил стол и голову Ильяса. Урроды!
— Песец вам, носатые! — прорычал, ударившись о стену, что не прибавило мне настроения. Поднялся на ноги, словил две пули и матерное слово, всадил приготовленный фаербол во второго охранника, кусок стены окатило его вскипевшими мозгами.
— Что, Аслан, остались мы с тобой вдвоем… — Я потер лоб тыльной стороной кисти с шипящими на пальцах тридцатисантиметровыми «огненными когтями». — Каратист хренов. Готовься, тварь… Сейчас тебя жарить буду, мелкими кусочками… — прыгнул к замершему в ступоре дагестанцу, он в шоке смотрел на мои руки. Взмахом правой руки отрезал ствол с глушителем от рукояти и с удовольствием ударил ногой ему в пах. Когда он упал на колени, зажав ушибленное место ладонями, зарядил пяткой в лоб. Ты меня пинал, и я тебя попинаю!
В ярости разрубил парализованного «фризом» безымянного охранника, застывшего посреди комнаты, переступил через его отделенные от тела голову с плечом, подошел к лежащему на спине Аслану. Втянул «когти», схватил его за лацканы пиджака, встряхнул, ударил головой о мокрый, пропитанный кровью ковролин.
— Готовься, каратист, сейчас Джебраила своего повидаешь! — Убил бы сразу, но хотелось немножко помучить… — В глаза смотри!
Аслан сфокусировал на мне плавающий взгляд, произнес фразу на своем языке.
— По-русски, сволочь! — встряхнул его еще раз, ударил головой в окровавленное лицо.
— Ты не иблис… — вдруг четко произнес он, глядя мне в глаза. — Иблис знает арабский язык. Ты демон?
— Какая тебе разница, упырь! — отпустил его лацкан, выпустил «коготь», провел кончиком от виска до подбородка; в ране запузырилась запекающаяся кровь. Он на удивление стойко выдержал боль, даже не поморщился. Я слегка остыл, думал, орать будет… даже держал наготове «фриз».
— Оставь мне жизнь, Тибетец, — спокойно попросил Аслан.
— Назови мне причину, хотя бы одну. — Интересно стало. — Ты меня пинал, стрелял в лицо…
— Я много в этой жизни сделал плохого… И не держался за жизнь…
Я отпустил его, поставил на ножки перевернутый стул и сел.
— Знал, что возмездие придет… — Он приподнялся и оперся плечом о стену. — Но не думал, что это будет так. Как на бойне. — Он обвел взглядом кабинет. — Не хочу так…
— Короче, Склифосовский! — Я нервно топнул ногой, помахал «когтями» — они с шипением резали воздух. — Еще не хватало исповедь твою выслушивать.
