– Простите, задумался, – извинился я.
– Кто принял решение контратаковать штрафную роту?
– Какую штрафную роту? – удивился я. При чём тут «шурочка»?
– Немецкую дисциплинарную роту, – нетерпеливо пояснил майор.
– Ах, вот в чём дело! А я-то думаю, что это они без танков в атаку идут? И по своим бегущим из пулемётов долбят. Очень удивился. Непривычно видеть наступающих немцев без поддержки танков. А решение я сам принял. Спонтанно. Согласовать с комполка не успел. Надо было всё делать быстро. Тут как в драке – если ошеломил противника, надо долбить, пока не опомнился. Или пока сам не упадёшь.
– Верно ты рассудил, лейтенант. Майор, – обратился он к нашему начштаба, – жду от вас наградной лист на этого ротного и наиболее отличившихся в сегодняшнем бою.
Я проорал, что служу трудовому народу. Мне было приятно. Это даже приятней, чем редкие премии в прошлой жизни.
– А танки будут, лейтенант. Партизаны донесли, что на нашем участке замечена выгрузка эшелона с танками. Я думаю, до подхода танков мы перекроем шоссе, потом отбиваться будем. Должны успеть. Если они нас атакуют в поле, в блин раскатают.
– Эшелон. Это до батальона танков. Отобьёмся. Тяжело будет, но отобьёмся.
– Твоими устами да мёд бы пить, – вздохнул комдив, – но вот отбиваться почти нечем. Противотанковой артиллерии мало, ПТР слабо освоены. Да и боится народ танков. Мало в дивизии осталось выживших после танковых атак осени – зимы сорок первого. Пополнение танки вообще не видели, зато наслушались такого, что заранее штаны марают.
– Можно создать истребительные отряды. И бросать их против танков, – предложил я. – Есть уже такой опыт. Вот наш комполка Степанов как раз командовал истребительной ротой. Мы танки жгли за милую душу.
– Так и за милую душу? И много вас таких, с той роты, в полку?
Я вздохнул:
– Двое. Я и Степанов. Я у него старшиной в роте был.
– Погоди, так ты и есть тот старшина, что истребительный батальон из окружения вывел? – спросил майор из оперотдела дивизии.
– Я. Так точно.
– Вот оно что! Он ротным из младшего комсостава стал, – пояснил свою мысль майор комдиву.
– Я понял уже. Не то что эти ротные со школьной скамьи. Давно воюешь?
– Полгода.
– Через полгода и эти школьники такими будут, – сказал майор.
– Если выживут, – буркнул комдив.
В это время громыхнул близкий взрыв тяжёлого снаряда.
– Это ещё что? – повернулся комдив к начштаба.
Тот, сам удивлённый, совсем не по-уставному пожал плечами. Громыхнуло ещё раз.
– Подкинули крупные калибры, – вздохнул комдив, надевая папаху и беря в руку трость – он хромал, видно, не долечил рану ноги. Потом повернулся к начштаба:
– Держись, майор. Противник успел перегруппироваться. Пока бьёт по площади, а вот утром, посветлу, станет бить прицельно. Нам подавить это нечем. Удачи!
Уже в дверях обернулся, посмотрел на меня, начштаба, ухмыльнулся и сказал мне:
– Выживи, лейтенант!
– Постараюсь, товарищ генерал-майор!
Как только дверь за комдивом закрылась, начштаба крикнул ординарцу, чтобы сделал чаю, потом тяжко опустился за стол, схватился за голову руками. Ещё раз бабахнуло.
– Комдив прав. Сейчас они нам спать не дают. А утром, когда пойдём в атаку, с дерьмом смешают этими снарядами. Вместе с обещанными танками.
Принесли чай. Начштаба пил чай и молча медитировал, гипнотизируя карту. Влетел Степанов, крикнул:
– Чаю!
Отобрал мою кружку, допил мой чай – друг, блин! Кинул шапку и тулуп в угол, забегал по избе.
– Что, задумался? – это он своему начштаба. – Что делать будем?
И тут они оба повернулись ко мне.
– Э, мужики, не надо на меня так смотреть! Я вам не волшебник! У меня в роте пятьдесят шесть бойцов осталось. Измотаны сильно. Да и не знаю я, где эта батарея!
– А кому сейчас легко? Иди, готовь роту. Как только уточним расположение батареи, пойдёшь!
