– Только один? – фыркаю я. – Мне казалось, муданжцы все такие.
– Да, но только одного я согласна отвлекать такой ценой, – ухмыляется она, поправляя вырез. – Ну ладно, как твой богатырь? Голову держит?
– Понемножку держит. А если не секрет, что это за взрослый мальчик?
– Секрет. А с боку на бок поворачивается?
– Да давно уж, а при Азамате вообще все время вертится. Видимо, энергия заразная. Так почему секрет? За мной вроде не водится дразниться, да и вообще…
– Он просил, – с серьезным лицом поясняет Яна. – Мы очень трепетные и не хотим преждевременной огласки, а то вдруг это испортит репутацию даме, то есть мне. – Она корчит рожу и грубо гыгыкает, отчего Алэк, изучавший простынку, тут же оборачивается и замирает.
– Ишь ты, – кивает на него Яна. – Вот это я понимаю, нормальное земное развитие. А то здешние дети – это нечто. Самые скороспелые маму начинают узнавать к трем месяцам.
– А папу? Или няню? Я хочу сказать, муданжские мамы сами своих детей хорошо если к трем месяцам узнавать начинают, и то неохотно.
– Это да, – кривится Янка. – Но дети тут вообще медленнее развиваются, даже те, у кого сознательные папы, начитавшиеся твоих статей про игры и гимнастики. Кстати о гимнастике… Кто Ориве порнухи надавал?
– Почему порнухи? – фыркаю я. – Образовательных видео по сексологии! Снятых, между прочим, хорошей студией. Я знаю их консультанта, нормальные ребята, не фантазируют, не передергивают.
– Отпирайся, отпира-айся, – хмыкает Янка. – У нас тут как-то в дождливый день три пациента отменились, я пошла к себе кофейку выпить, а Орива тут сидела с буком. Возвращаюсь, гляжу – сидит. В зубах палец, физиономия красная-красная, еще попискивает время от времени и ладонью глаза закрывает. Ну все, думаю, накурилась девочка. А оказалось, это она твое «обучающее видео» смотрит, а там все так стыдно, ах, так стыдно, ах-ах-ах, а выключить никак нельзя!
– Ну, а как она еще может реагировать, если тут коленка – уже стыдно? Ничего, пускай краснеет. Авось правильные мозговые центры заработают, или что тут у этих муданжек поломалось… Ладно, ты дело делать будешь или только разговоры разговаривать? У меня вон клиент уже весь извелся, убери пробирки с видного места, а то он обожает их сосать!
Я остаюсь в столице на некоторое время, пока Тирбиш не освобождается. Здесь не так холодно, как на Доле, хотя тоже видно, что дело к зиме. Азамат по-прежнему пашет за четверых, не отвлекаясь на глупости, и терпение мое в связи с этим заметно истончается.
Когда у Тирбиша заканчиваются семейные празднества, я отправляю его выгуливать Алэка, а сама забегаю на склад медикаментов пополнить запасы иммуностимулянтов, которые так хорошо идут осенью. Алэк не любит аптечный запах, который неизбежно стоит на складе, так что с ним я туда предпочитаю не таскаться.
По пути обратно, однако, я встречаю на улице мрачного Алтонгирела. Решаю подойти поговорить. Я его не видела с тех самых пор, даже не знаю, полетел он с моими родичами на Гарнет или нет и когда вернулся. Решительно перехожу улицу, чтобы оказаться с духовником лицом к лицу.
– Все хандришь? Как здоровье?
– Не жалуюсь, – угрюмо отвечает он, но сбежать не пытается. – У тебя как семейная жизнь?
– Тоскливо, – сетую. – Жду не дождусь, когда уже у Азамата эти объезды начнутся, а то не вижу его совсем.
Алтонгирел поджимает губы и рассеянно кивает.
– Ты по-прежнему с ним не разговариваешь? – интересуюсь. Он кивает. Я скрещиваю руки на груди. – Бедный Азамат. Сидит тут один, пашет круглосуточно, семью не видит по нескольку дней, так еще и лучший друг объявил забастовку.
Алтонгирел тяжело вздыхает и отводит меня за угол в какой-то проулок, подальше от посторонних глаз.
– Ты бы знала, в чем дело… – запальчиво начинает он, но сникает.
– Так скажи.
– Не могу.
– Я понимаю, что тебе не положено, но хоть намекни! Ты же знаешь, мне можно доверять секреты.
Он смотрит на меня со вселенской грустью и мотает головой.
– Я не потому не могу, что запрещено, а потому, что ссора с тобой его совсем подкосит. Он совершил отвратительный поступок, но он по-прежнему мой друг, и я сделаю все, чтобы он не пострадал от последствий.
– Какой поступок-то? – недоумеваю я. Не верится, чтобы Азамат в сознании и трезвой памяти мог совершить что-то настолько ужасное, чтобы Алтошу покоробило.
– Ты, Лиза, все ему прощаешь, – уклончиво отвечает духовник. – Вот и это прости, не вдаваясь в детали. Забудь, и вам обоим будет легче.
– Довольно трудно забыть то, чего не знаешь, особенно когда твое поведение все время об этом напоминает, – замечаю.
– Я постараюсь с собой справиться, – вздыхает Алтонгирел, зажмуривается и трет переносицу. Похоже, и правда что-то серьезное, раз он даже при мне не делает хорошую мину.
