мне фарами. На ржавом борту фургона все еще читается надпись «МУЛЬТФИЛЬМЫ, КИНО – ВЕСЕЛЬЯ ПОЛНО».
На сиденье водителя с трудом умещается мужчина – на нем серый спортивный костюм слоновьего размера; круглое лицо с мелкими чертами собрано в такую образцовую маску недовольства, что всякое дружелюбие хочется оставить при себе. Когда я залезаю к нему на переднее сиденье, то чуть не сбрасываю на пол массивный старый кинопроектор.
– Вели показ сегодня? – спрашиваю я, пока он открывает дверь и спрыгивает на дорогу.
– Нет, с чего вы взяли, – бурчит он в ответ. Я жду, пока он вразвалочку шагает к задним дверям фургона, отпирает их и ставит кинопроектор внутрь. Нутро фургона пусто. На полу я замечаю небольшой отрезок пленки – видимо, слетевшей с бобины проектора. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, убеждаюсь, что Чарли не смотрит, и поднимаю ее. Короткая – всего семь или восемь кадров; я не успеваю еще ничего рассмотреть, как задние двери с грохотом захлопываются, борта фургона сотрясает дрожь, из-за которой я чуть не роняю пленку. Но все же успеваю аккуратно смотать находку и сунуть в задний карман.
Чарли возвращается на водительское место. Оценивающе смотрит на меня, цыкает зубом.
– Деньги вперед, – коротко сообщает он.
Ничего не попишешь: я передаю ему конверт с новенькими, только-только из банка, хрустящими купюрами, он внимательно пересчитывает их. Надеюсь, интервью будет стоить того.
За окнами фургона – безрадостный пейзаж. Серое небо по-прежнему нависает над нами, городские виды все чаще перемежаются угрюмыми лесопарковыми зонами. Плавно, практически без зримого перехода, моим глазам предстал торфяник, поросший молодым вереском – наверняка весь в гадюках, выжидательно свернувшихся почти на каждой кочке. Торфяник черный и, насколько я могу судить, простирается от горизонта до горизонта. Одинокая придорожная стоянка, забавно контрастирующая с окружающей природой, пуста, если не считать фургона Чарли и старого столика для пикников с изрезанной вдоль и поперек деревянной столешницей.
Мы выходим. Чарли идет к столику и занимает большую часть скамейки, обращенной к дороге. Я же сажусь напротив.
– Мы здесь не случайно, – сообщает он. – Это что-то вроде моего личного места для уединенного времяпрепровождения. Здесь мобильный не ловит, – он ухмыляется. – А ведь они знай себе ждут, когда я выйду на связь.
– А о ком речь? – не совсем понимаю я.
– Ну вот, пожалуйста: какой-то чудик написал мне вчера посреди ночи и сказал, что хотел бы продать кое-какие фильмы, что могут показаться мне интересными. Прислал адрес, но когда я приехал по нему, оказалось, что дома с таким номером не существует. Я только что оттуда. Поэтому и захватил проектор – проверить на месте, есть ли там что-нибудь стоящее.
Его в открытую обвиняющий тон заставляет меня призадуматься.
– Погодите-ка, это не об этом ли сообщении вы меня сразу спросили? Вы что, подумали, что его оставил я?
– Ну, я же вас не знаю, – его взгляд тяжелеет. – Просто загвоздка в том, что, по словам этого неизвестного шутника, среди фильмов на продажу были и картины Табби Теккерея… Немного подозрительное совпадение, правда?
Под его тяжелым взглядом меня начинают терзать кое-какие подозрения.
– Продавец представился?
– Да, каким-то дурацким именем, вроде тех, какими в Интернете подписываются. Это точно были не вы?
– Не я, но, возможно, часть моей вины тут есть. Не стоило вас в это впутывать.
– Впутывать? Во что?
– В один спор о том, какой из фильмов с Табби вы использовали в альманахе. Вот почему я спросил вас об этом по телефону.
Чарли почему-то отводит взгляд, делая вид, что смотрит на дорогу… или, быть может, на торфяник. Может, он использовал фильм, игнорируя авторские права?
– Это спор в Интернете, – уточняю на всякий случай я, – и я просто решил отстоять правду.
– Вот как.
– Простите, если доставил вам лишние хлопоты. Вас, наверное, не стоит упоминать в книге?
– В книге? Ну, назовите меня Чак Трейс. Посмотрим, признает ли кто.
Не уверен, что моя улыбка уместна, но я улыбаюсь. Возможно, именно это проявление человечности с моей стороны сподвигает его перейти прямо к делу:
– Ну так что, приступим к тому, ради чего мы здесь, а?
– Если честно, сгораю от желания посмотреть что-нибудь с участием Табби.
– Может, сначала послушаете о нем? – Трейси наклоняется через стол, понижает голос, и под его локтями хлипкая древесина столешницы жалобно поскрипывает. – Знаете, что я вам скажу – так, для разогрева? Мой дед однажды видел его вживую.
– Вот как? – удивляюсь я, памятуя о том, что все, что скажет мне этот человек, может быть сильно приукрашено. – На сцене?
