Манчестер – лондонский уехал, а без него я никак не смог бы поймать следующую в Эгхем электричку.
Что ж, придется искать пристанища у Натали.
Похоже, по Темзе шастает тот же самый прогулочный пароход, что и в прошлый раз. И я почти уверен, что тот же самый луноликий гуляка ухмыльнулся мне из иллюминатора. Я давлю на кнопку звонка, ожидая увидеть Натали или Марка, но когда дверь открывается, вижу какого-то мужчину.
Он выше меня, шире в плечах, с лаково блестящими короткими черными волосами. Застегнутое на все пуговицы черное пальто сужается книзу, вдобавок его обветренное лицо почти идеальной квадратной формы – все это делает его похожим на змею.
– Спасибо, что открыли, – говорю я и пытаюсь проскользнуть внутрь мимо него.
– Вы к кому? – с подозрением спрашивает он, преграждая мне проход. Выражение лица у него при этом – как у типичного держиморды.
Я утомлен и немного сбит с толку всем произошедшим, и этот тип меня совсем не радует.
– А что, по-вашему, я не могу жить здесь?
Он преграждает мне путь рукой и обращает взгляд к табличкам с именами жильцов.
– Если вы живете здесь, назовитесь.
– А я и не сказал, что я живу. Я спросил, почему это я не могу тут жить.
– Чутье, старина. В моей работе без него никак.
Мне отнюдь не интересно, кем этот чурбан работает.
– Что ж, в этот раз твоя чуйка тебя подвела. А теперь, извини меня…
– Не извиню, – говорит он и закрывает дверь у себя за спиной.
Я смеюсь, но меня напрочь заглушает гудок парохода.
– Ты что, прикалываешься так, приятель? А ну, завязывай.
– Я хочу, чтобы вы ушли, немедленно, у меня на глазах, – чеканит он.
– Да кто ты, мать твою, такой? – возмущаюсь я.
– Вам я могу адресовать тот же самый вопрос – без ненужной плебейской лексики.
Интересно, это от злости он так побледнел, или дело в диодном освещении? А еще эти его волосы – они сошли бы за клоунский парик, если бы не длина и цвет.
– Я к Натали Хэллоран.
– Она меня о вас не предупредила, – говорит он, и прежде чем я успеваю спросить, с какой стати она вообще должна его о чем-то предупреждать, добавляет: – Вы все еще никак не назвались.
Потому что имею на это полное право, кретин.
– Айви Монсли, – стараясь звучать максимально убедительно, говорю я.
Он оборачивается и тычет в звонок напротив таблички с именем Натали затянутым в черную кожу перчатки пальцем. Я корчу недовольную мину его спине.
– Кто? – спрашивает ее иссушенный электроникой голос.
– Налати, это Николас. У меня тут парнишка, говорит, что ты его знаешь.
– А как его зовут?
– Он утверждает, что Айви Монсли.
– Не знаю никого с таким именем.
– Натали, это я, Саймон! – со смехом встреваю я.
Он поворачивает свой тяжелый профиль ко мне.
– Тогда почему вы назвались иначе?
– Натали знает почему. Такая шуточка. Между нами.
Возможно, она не оценила ее – потому как долгое время из интеркома ничего не доносится, кроме плеска воды. Пауза как-то уж слишком затягивается, но потом Натали все же говорит:
– Все в порядке, Николас, я его знаю. Пусть идет.
Наружная дверь с жужжанием открывается, но Николас загораживает собой проход:
– Ты уверена, что стоит пускать его, когда вы с Марком одни? Как по мне, он выглядит подозрительно.
– Да, уж с ним-то я смогу сладить.
Когда этот невыносимый Николас с его неуместной заботой пропускает меня к двери, я хватаюсь за ручку. Дергаю ее на себя. Дергаю еще раз. С трудом удерживаюсь от того, чтобы пнуть – он такой жест вряд ли оценит.
