Фал начали выбирать, и на поверхности показался контейнер. Его сразу подхватили несколько человек и втащили на борт.
– Он? – Толкачёв был в нетерпении.
Контейнер был облеплен грязью и тиной. По форме и размеру он был похож на предыдущие два.
Рулевой достал из рундука ветошь и обтёр ею контейнер.
– Он! – вырвалось у нескольких человек сразу – чётко была видна маркировка.
– Везите его катером на базу, вызывайте химиков.
Следы пальцев, даже если они были, уничтожила вода и грязь.
Машины вернулись в управление. Едва добрались, пискнула рация.
– Двадцать первый, в контейнере то, что искали, – доложил оперативник.
– Добро, отбой. – Толкачёв выключил рацию. – Третий снаряд обнаружен, а на главаря выйти не можем. А главное – последний снаряд где?
Почему-то все оперативники посмотрели на Володю. Он что, Дед Мороз? Что мог, сделал, из рукава козырный туз не вытащит.
– Я попробую ещё поработать с Зелимханом, – ответил Володя, – но только не сегодня. Поздно уже, устал я, а у меня завтра операционный день.
Толкачёв вышел из-за стола и пожал Володе руку:
– Спасибо за неоценимую помощь! Вас отвезут. До свидания.
Пока они доехали до дома, уже стемнело, и Володя, поднявшись к себе в квартиру, поужинал. Ну и что, плевать, что поздно. Лучше лечь спать сытым, чем полночи слушать, как недовольно бурчит пустой желудок.
Володя провалился в глубокий сон. Ему показалось, только голову к подушке приклонил, а уже будильник пиликает. Обычно он просыпался сам, за несколько минут до будильника – сказывалась многолетняя привычка.
В клинике сразу навалились проблемы. У Катренко из пятой палаты на второй день после операции поднялась температура; в седьмую палату поступил новый пациент с острым животом, и надо было срочно проводить обследование и решать, укладывать ли его на операционный стол или использовать консервативную терапию и понаблюдать.
Ординатор Лёшка, глядя на Володю, заметил:
– Что-то в последнее время ты изменился, Володя. Осунулся как-то, ни с кем не разговариваешь. Дома стряслось что-нибудь?
– Что у меня может произойти, Алексей? Жены нет, поругаться не с кем. И детей в ближайший год не предвидится.
– Не заболел часом?
– Типун тебе на язык.
Лёшка обиженно уткнулся в истории болезней: у врачей писанины много. Любые действия или назначения записать надо, и не столько для себя, сколько для проверяющих. А контролёров с каждым годом становилось всё больше. Известное дело, проверять легче и проще, чем работать, исходя из постулата «Кто не работает, тот не ошибается». Врачу иной раз и головы поднять некогда. На амбулаторном приёме по приказам Минздрава на каждого пациента отводится десять минут. Как реально за это время можно опросить, осмотреть его и выписать рецепты, когда иной дедушка эти злосчастные десять минут только раздеваться будет? Но никого из проверяющих не интересует, насколько качественно доктор лечит. Главное, чтобы бумаги соответствовали.
Володя чертыхнулся. Наверное, стареть начал, брюзжать. Осмотрев пациента, он назначил обследования, а получив результаты, взял его за руку, посидел, помолчал.
Пациент, пожилой мужчина, забеспокоился:
– Доктор, всё так серьёзно?
– С чего вы взяли?
– У вас такое лицо…
Он мешал сосредоточиться. Володя попросил его помолчать и сам закрыл глаза. Вкупе с анализами и переданными ему ощущениями диагноз прояснился.
– Любезный Иван Васильевич, оперировать вас надо.
– А без этого никак не обойтись?
– Пораньше надо было обращаться, сейчас болезнь запущена. Таблетками да уколами ситуации не исправишь, увы.
– И когда мне… под нож?
– Прямо сейчас готовить будем.
– Да как же это? Мне с женой посовещаться надо. Она на даче, приедет к вечеру. Меня ведь внезапно схватило. Я «Скорую» вызвал, и меня сразу сюда доставили.
– Правильно сделали. Пожалуйста, подпишите согласие.
