– В другом не получается. – Сингер развел руками. – Только вот так. Очки, что ли, надень или там усы наклей.
– Угу. Отпущу бороду, надену цилиндр и монокль.
– Хорошая идея.
– Кто хоть покупатели? Место ирландцы контролируют, похоже.
– Не знаю, но посредник там чинк.
– Если ирландцы, то надо задирать цену. Им не так сложно пустить облигации в оборот.
– Я думал об этом. – Сингер потянулся к бутылке бурбона и плеснул себе в стакан. – Будешь?
– Ты бы хоть на часы смотрел иногда.
– Желание выпить определяется потребностями организма, а не глупыми общественными правилами.
– Мой организм пока требует кофе и круассан. Можно два кофе и два круассана.
– Знаешь, чего я никак в тебе не пойму? – Сингер пригубил бурбон и облизнул губы. – Кто ты такой.
– В смысле?
– Ты не француз, давно уже не русский, да и не был им никогда, ты не американец и не англичанин, хотя иногда выглядишь как последний и даже как американец. У тебя даже акцент меняется.
– Новокаирец. – Я усмехнулся. – Местный продукт.
– Местные уже здесь родились или хотя бы выросли. А в каком возрасте ты сюда приехал?
– Это неважно, просто чувствую себя местным. А акценты… я в детстве ходил в театральный кружок. Но на самом деле, как ты заметил, предпочитаю французский сектор всем остальным. Хотя бы из-за кухни.
– Из-за кухни я и сам предпочитаю. В этом смысле американец во мне давно умер, причем скончался без всяких мучений.
– Не ври самому себе. – Я показал пальцем на бурбон. – Пить это в такое время умеют только американцы. Он в тебе не умер, а только приболел слегка. Ладно, как договариваемся на завтра?
– Подъезжай сюда к половине десятого, поедем… тогда на моей машине поедем, незачем там на твоей мелькать.
Вообще-то мы там были на краденом «Олдсе», но все же Сингер прав – именно своей машиной светить меньше всего надо.
В общем, на этом мы расстались. По пути домой я прикупил хорошего кофе и утренние газеты, и к тому времени, как Сюзет проснулась, в доме пахло варящимся моккой, а круассаны лежали на столе в соломенной корзинке.
– Хочешь кофе в постель? – крикнул я в спальню.
– Нет, обольюсь и крошек на простыни насыплю, – ответила оттуда Сюзет. – Сейчас приду.
Я снял сразу две турки с плиты и быстро разлил крепкий кофе по чашкам. Потом взрезал один из круассанов и взялся мазать его маслом изнутри.
– Иди, остынет!
– Уже иду. – Сюзет спустилась по лестнице со второго этажа, завернутая в шелковый халат, шлепая по босым пяткам красными бархатными тапочками. – Ты уже ездил куда-то?
– Да, скатался к Сингеру, отвез ему его деньги.
– В Александрию едем?
– Обязательно. Ты не передумала?
– Нет, конечно.
– Тогда сегодня пошлю телеграмму в гостиницу, зарезервирую номер. Или заеду в агентство. Свадьба у нас когда?
– Опять за свое? – Она вздохнула. – Когда буду уверена, что ты ни во что еще не вляпаешься, вот когда.
– А когда ты будешь уверена?
– Не знаю. Как буду, так и скажу. Пока еще нет.
После завтрака Сюзет ушла в душ, а я взялся за газеты.
Гляди, они все же успели дать новость в утренние выпуски. В половине заголовки: «Театральный агент арестован с грузом героина». Представитель полиции заявил о том, что театральный агент занимался сбытом наркотиков в богемных кругах, чему есть неопровержимые доказательства и свидетели. Газеты уже надеются на то, что список покупателей будет раскрыт и тогда можно будет вновь поживиться на сенсации. Есть даже фото Монро, сделанное не сегодня, а явно взятое откуда-то. Там он стоит в токсидо и с бокалом шампанского в руке и улыбается в камеру. Сегодня он без токсидо, полагаю, и ему не до улыбок. Надо будет в машине еще и радио послушать.
Про убийство того черного тоже написали, но не так много, публике они не слишком интересны, в американском секторе про них даже шутка гуляет «Уилли шлепнул Билли», считается, что черные убивают друг друга почем зря по глупости. А вот тот факт, что убил этого модного черного белый, причем гангстер, в газеты не попал. Но и это нормально, в возникающей после стрельбы панике люди часто не видят того, что было на самом деле, а помнят как раз то, чего и вовсе не было.
