дальше будет только хуже. Как известно, то чем не пользуются, начинает отмирать. Чёрт! Спрашивается, где взять умную, привлекательную женщину такому… сомнительному мужику, как я? Учитывая, что на знакомства с «честной вдовой», тем более ухаживания за ней, у меня времени нет. Совсем нет. С чёртовыми пороховщиками, не вспоминая уже о Срачкоробе, за день так наобщаешься, что на таскание по улице для знакомств сил нет. А по вечерам ещё и с Васюринским надо разные сведения из моей головы вытягивать. О! Его и спрошу, может, подскажет что».
Позавтракав, слава богу, варениками, а не саломатью, Аркадий отправился к местным специалистам по производству пороха. Новая ракета упорно не желала лететь в том направлении, куда её посылали. О конкретной точечной цели и речи не шло, но хотя бы квартал в городе ракета попадать должна была, иначе грош цена, многим задумкам на осень.
Анисим Гусак (было у него во внешности и повадках что-то от этой птицы), увидев попаданца, скривился. Считавшийся, вероятно заслуженно, лучшим на Дону мастером по производству пороха, он Аркадия явно успел невзлюбить, если не возненавидеть. Всегда порох от Гусака считался лучшим, а тут приходит какой-то неизвестный ранее колдун и начинает критиканствовать. «Почему ингредиенты пороха не взвешиваются с точностью до грана»? «Отчего не проверяется каждый раз качество селитры»?
— Да потому! — отвечал Гусак на эти и подобные вопросы. — И без непрерывных меряний и взвешиваний мой порох получше турецкого и не хуже русского или польского. Я и на глазок могу определить, сколько и чего нужно в порох класть. И никто мне в этом не указ!
Связывавший свои ракетные проблемы, не в последнюю очередь, с неоднородностью пороха, Аркадий осознал, увидев кислую мину на физиономии Гусака, что ко всему прочему, ему придётся делать ещё и порох. Поняв безнадёжность выяснения отношений с таким товарищем, решил сэкономить время и силы. Развернулся молча и пошёл прочь от мастерской пороховщиков. Размышляя, что надо бы сманить к себе одного из подмастерьев, необходимость ремесленных навыков при производстве любого продукта никто не отменял. Изобретать каждый раз велосипед — удовольствие очень сомнительное.
Направил же свои стопы попаданец к видневшемуся невдалеке ветряку, первенцу зарождавшейся на Дону промышленности. В сараюшке возле ветряка были установлены первые здесь станки, сверлильный и два токарных. Чего стоило их соорудить, это особая песня, категорически не рекомендуемая к исполнению в присутствии Аркадия и Васюринского.
Станки, естественно, ветра-то не было, стояли а нарождавшийся пролетариат чесал языки. По уму, надо было ставить водяную мельницу, в местном, плоском мире, надо было для подобного фокуса иметь куда более качественные знания. У Аркадия их не было и, выловленные с помощью Васюринского обрывочные сведения, инженерного образования заменить не могли.
«Эх, Коваленку бы сюда… — в который раз помечтал Аркадий, весьма впечатлённый достижениями сиды из «Кембрийского периода» в раннем средневековье. — «Уж он то быстро наладил бы здесь производство. И тачанок бы наделали, на страх врагам, со скорозарядными картечницами».
Отсутствие приличного транспорта сильно напрягало попаданца, а езда на местных телегах и арбах, если они не передвигались с воловьей скоростью, приводила в отчаянье. Ну, плохо переносил его тощий зад тряску на ухабах! Он и без Васюринского вспомнил рисунок верёвочной рессоры, однако, подумав немного, производство такого необходимого ему чуда отложил. И предложения попроще наталкивались у него на мощнейшие преграды, возиться с привередливым в эксплуатации механизмом ему было, откровенно говоря, страшновато. И в лом. Вот и сейчас он перемещался пешком. Залазить на лошадь, чтоб проехать километр-другой ему не хотелось, хотя ноги у него поджили полностью. Воспоминания о ранах мешали восприятию казацкого отношения к верховой езде.
Посидев, поболтав с полчаса с ребятами, все — сплошь молодёжь, но ветра и начала работы так и не дождавшись, Аркадий пошёл из зародыша промышленности прочь. Очень надеясь, что сооружаемые на реках и ручьях в нескольких местах Дона и Запорожья мастерские будут работать куда стабильней и эффективней.
На пути в химическую лабораторию, решил отдохнуть. Не смотря на ещё раннее время, почувствовал лёгкую усталость. Туда километр, сюда — парочка, вот и набежало приличный по длине пройденный путь. Сбросил жупан, который нёс накинув на плечо, на землю и уселся на него. Местной привычки таскать целую кучу одёжек в жару не понимал и следовать ей отказывался. При общей вольности нравов, на такое поведение смотрели спокойно.
Спокойно послушать пение птиц не удалось. Зачесались правый бок и живот. Снял рубаху и, обнаружив на коже несколько красных точек, запаниковал. «Неужели опять проклятые вошки? Господи, только не это!»
Недавно подхватив у кого-то вшей, несколько ночей не мог толком спать. Чесался. Ох и помучился Аркадий, выводя их. Два раза пришлось всю свою одежду вываривать.
Тщательно исследовав снятую рубаху и распущенные шаровары, снимать их на виду постеснялся, успокоился. Яичек на одежде не было, следовательно, укусили его либо маленькие комары, либо блохи, на людях не поселяющиеся.
«Воистину, люди, позволяющие собственной жабе влиять на поступки — достойны наказания! Ведь предлагал же Иван купить характерницкое средство от насекомых. Так пожлобился, денег, которые тогда были, пожалел. Показалось, очень уж дорого. А вонять как тухлая селёдка сам не захотел, дешёвое казацкое средство «изысканному» нюху не подходит. В результате: деньги всё равно пропали, пропиты беспощадно, что, учитывая среду обитания, совсем не удивительно, а насекомые издеваются над колдуном-недоучкой как хотят. Главный вывод: тратить деньги сразу по поступлении, но на дело. От пьянок только голова по утрам раскалывается, и Иван снять боль не может, потому как сам в это время тем же похмельем мается».
Подойдя к лаборатории, удивился царившей в ней тишине. Молодёжь ему помогавшая, к молчанию склонна не была, ребята болтали и шутили практически непрерывно. Встревожившись, зашёл в сарайчик, вместилище научной мысли в нарождавшейся державе, обнаружил там трезвого и мрачного Срачкороба. Постоянные работники этого опасного заведения от знаменитого проказника старались держаться подальше и отвечали ему с предельной вежливостью. Какие неприятные случаи происходили с разозлившими его людьми, все были наслышаны. Более чем. Можно сказать, что друг Аркадия уже прочно вошёл в местный фольклор. Нарываться на подобные сюрпризы самим, молодёжи не хотелось.
Аркадий знал причины меланхолии у вечно весёлого Юхима. Называлась она уязвлённой гордостью. Срачкороб привык, что после его шуточек переживают и расстраиваются другие. Однако следствием его прикола возле сторожевой башни, стали дружные издёвки над ним самим. Его такой поворот дела задел чрезвычайно сильно. Несравненно острее, чем выбитые зубы, сломанные рёбра или тяжелейшие побои. Шуточки, которыми его осыпали стражники из башни, повязавшие Срачкороба, жгли его сердце, требовали немедленной мести. И он эту месть придумал, но… она требовала серьёзного финансирования. В поход на черкесов он не пошёл, а ракеты, новые, по-настоящему боевые, упорно отказывались летать по прямой. Хотя бы, относительно. Следовательно добычи не предвиделось, расходы на недалые ракеты превышали финансовые возможности их производителей, денег за них никто платить не собирался. Кому нужна ракета, летящая мимо цели? Да и нефть, необходимую для производства взрывчатки в боеголовках, могли завезти, разве что, в августе.
Посоветовавшись, они, все кто принимал участие в работе над новой ракетой, решили, что предложение о раздельной перевозке собственно ракет и их боеголовок, очень правильное. Взорвись такая здоровенная дура в чайке, ох, мало там шансов для казаков уцелеть. Относительно небольшую боеголовку можно было упаковать получше, чтоб предохранить от самопроизвольного взрыва. Беда была в том, что большая ракета летела, куда хотела. А не туда, куда её пускали. И ничего с этим ракетостроители поделать не могли. Между тем, каждый пуск стоил немалых денег, никто дарить порох им не рвался. Военная промышленность она — и в семнадцатом веке затратна. Была у Аркадия мысль построить государственную, в данном случае, общеказачью военную промышленность. Но, поразмышляв, он был вынужден от неё отказаться. Нетрудно было представить, что назначенные ею руководить атаманы будут руководствоваться, прежде всего, своими представлениями о нуждах войска. Уцелеть же Русь Вольная могла только при опережающем развитии вооружений.
Рассказав о своих мытарствах с пороховщиками и решении производить порох самим, Аркадий получил единодушную поддержку товарищей.
— Спасибо за понимание и поддержку. С завтрашнего дня и начнём. Дзыга, разузнай, что для производства пороха нужно и где это можно купить, или, лучше, самим сделать. С деньгами у нас сейчас… не густо.
Понимая, что без внешнего финансирования им со Срачкоробом новых ракет не сделать, пошёл к атаману, Осипу Петрову. Который с ходу предъявил ему претензии по глупым, по его мнению, советам о развитии на Дону земледелия. Выяснилось, что у нескольких недавних казаков, ранее крестьян, попытавшихся заняться вспахиванием земли, ничего не получилось.
— То есть, как это, не получилось? — крайне удивился Аркадий.
— Да так! Не смогли они нашу землицу вспахать. Никто. Видно сам Господь против пахоты на Дону.
— Постой, постой! Как это у них не получилось, когда в моём мире у казаков было позже хорошо развитое землепашество? Что-то здесь не то. А точно они умеют землю пахать?
— Да у некоторых на руках ещё мозоли от сох не вывелись!
— Стоп! От сох, говоришь? Откуда родом эти крестьяне?
— Да какая разница, откуда! Если крестьянин, землепашец, землю уже пахал, значит и здесь пахать уметь должен.
— Эээ… нет. Ты всё-таки припомни, откуда родом эти казаки-крестьяне.
Атаман, наконец, придержал своё возмущение, начав понимать, что попаданец совсем не случайно обращает его внимание на происхождение крестьян.
— Ну… Дмитрий с Вологодчины, Алексей тверской, Рафаил, вроде бы, из-под Ярославля. А в чём дело-то? Почему это важно, откуда крестьяне родом?
— Тогда всё ясно. Это всё равно, что человек умеющий играть на дудочке вдруг вообразит, что и на лире может. Ни разу её в руках не держав. Выходцы с севера, не поучившись у знающих людей, здесь крестьянствовать и не могут.
— Постой, погоди. Какие такие дудочка и лира, при чём здесь музыка?
— Музыка не при чём. Только пахать здесь сохой и на лошадях — невозможно. Нужен плуг с железным ралом,[21] или как у него это называется, забыл, и запряжка из четырёх волов. Запорожцы вон, на такой самой землю пашут и большие урожаи получают. И, кстати, никакие паны к ним не рвутся, под татарские-то стрелы.
— Да если бы здесь об ваших гнездюках[22] наслышаны не были, нам бы ни за что не уговорить бы было казаков на изменение вековечного обычая. В двух дальних станицах на севере чуть было бунт против старшины не начался. Еле-еле смогли их успокоить.
— Слышал я об этом. Их собственные старшины и затеяли это «народное возмущение». Подозреваю, что не в порядке у них отчётность, боятся отвечать перед перевыборами. Надо бы поспособствовать тщательной проверке в нужный срок. Чтоб другим неповадно было.
— Отчётность, говоришь? А ведь и, правда, сомнительных людишек в этом году там казаки выбрали. Вполне может быть, по-твоему. Проверим. Но почему же никто из запорожцев землю пахать не вызвался?
— Да с какого бодуна гнездюку ехать на Дон, если здесь за вспахивание земли — смерть и разорение полагаются? Вот к вам с Запорожья и
