«И где же, чёрт их возьми, охранники галер? Давно же за ними послал! Там хоть немного ружей и пистолей должно бы быть, у нас же, кроме меня и десятника огнестрельного оружия ни у кого нет. Почему же они не идут?»
Причины отсутствия помощи от охраны галер была проста и обидна. Никто оттуда на помощь и не рвался. Невольным виновником этого стал тот самый джура «при бинокле», которого послал Аркадий за помощью. Подбежав к сотнику, оставленному охранять корабли из-за разболевшейся старой раны в ноге, он закричал: — Идите быстрей в город! Москаль-чародей приказал усилить охрану ворот!
— Приказал? — подчёркнуто удивлённый голос сотника Тихона Улетайкина сочился ядом. Он был зол, как целая волчья стая зимой. Немного добычи и славы ему светило из-за не вовремя разболевшейся ноги при штурме Темрюка. А здесь какой-то молокосос, не имея на это ни малейших прав, пытается им командовать! Тихон, дружно поддержанный соратниками, встретил такую попытку крайне враждебно. Интересоваться причиной появления приказа, ему и голову не пришло. Которого, кстати, не было. Аркадий, скорее, попросил джуру информировать охрану галер о возникшей опасности для них. Слово «приказ» было инициативой джуры, с большим пиететом относившегося к Москалю-чародею.
Джуре внятно и подробно рассказали, кто он такой и куда ему идти с дурацкими приказами. Заодно совершив экскурс в генеалогию как самого джуры, так и наглого Москаля-чародея. Попытки чуть не плачущего мальчишки объяснить произошедшее вызвали только новый поток комментариев, из которого он смог узнать много очень неожиданного о своих предках и привычках человека, его пославшего. Разнообразные и оригинальные пожелания доброго пути джуре не были сопровождены активной помощью в его начале только потому, что Тихон знал, с какой любовью атаманы, все как один, относятся к опекаемой джурой игрушке.
Повеселиться по поводу удачного отлупа наглецам галерная охрана не успела. Из-за толстой стены прямо у ворот раздались выстрелы, крики, визг раненной лошади… Вот здесь Тихон потерял свой шанс отличиться при взятии Темрюка. Вместо того чтоб броситься всеми силами на шум боя, он начал обговаривать слышимое с соратниками, большей частью несмышлёными юнцами. Парочку из них он додумался послать проверить, что же там происходит, уже, когда бой затих. За что и вылетел из сотников в рядовые. Мог попасть и, в мешке, в воду, спасли старые заслуги. Доли в богатейшей добыче не получил никто из охранников галер. Джуру, самовольно изменившего слова сообщения, выпороли.
На толпу казаков, человек в шестьдесят, плохо изображавшую строй ощетинившийся пиками, вылетело восемнадцать всадников. Молодые, плохо обученные, бездоспешные люди против профессионалов войны, рыцарей прекрасно владевших любым холодным оружием. Впрочем, рыцарь — он и Черкессии рыцарь. Атаковали всадники весёлой, уверенной в победе толпой. Один раз обратив врагов в бегство, они были убеждены в своей лёгкой победе и здесь, ожидая, что казаки побегут от одного их вида. Не побежали. Хотя и очень боялись, что легко читалось по побелевшим, перекошенным лицам. Перед устоявшим казацким строем воцарился хаос.
Казаки благоразумно обставились с флангов телегами, поэтому атаковать черкесы могли только фронтально, в лоб, на узком участке. Прозвучавшие перед их столкновением с казаками три выстрела оказались роковыми для трёх рыцарей. Стреляли десятник из ружья и Москаль-чародей дважды подряд из своего волшебного пистоля. И не промахнулись, трое всадников свалилось перед строем, став неприятной помехой для атакующих товарищей. Врубиться в строй смогли только двое всадников, сразу начав выкашивать пехоту. Начать-то они начали, да продолжить не смогли. Одного снял с коня десятник из своего пистоля, стоявший, как и Москаль-чародей, сзади строя. У другого лошади вспороли живот. Бедолага, завизжав совсем не по лошадиному, упала, давя окружающих. Встать упавшему с ней вместе всаднику не дали, закололи его лежащего.
Вместо отвернувших перед пиками казаков атаковали их товарищи, строй окончательно разрушился, пехотинцы и всадники перемешались в страстном желании уничтожить друг друга. К удивлению черкесов казаки не показывали ни малейшего желания сбежать, хотя гибли в куда большем количестве, чем окольчуженные, умелые в бою их враги. Быть бы казакам битыми, если бы не точная стрельба двух их предводителей. Десятник убил из своих пистолей ещё троих, Москаль-чародей пристрелил ещё пятерых, последнего — не из ТТ, а из пистоля. Зарубив двух молодыков черкес вылетел на него в момент, когда он перезаряжал свой волшебный пистоль. Пришлось, для спасения собственной шкуры, стрелять из пистоля семнадцатого века, всерьёз моля Бога (наверное в первый раз), чтоб сработал кремнёвый запал. Он, таки, сработал. Черкес, получив тяжеленную свинцовую пилюлю прямо в рот, картинно откинулся на спину лошади. Но подозревать его в притворстве попаданец не стал, занялся ТТ.
Спешно перезарядив ТТ и передёрнув затвор, Аркадий огляделся ища всадников. Их не было. Лошади, как бы не целая дюжина, были, не считая убитых, а всадников на них уже не было. Попаданец пошарил взглядом по окрестностям, высматривая спешенных всадников. Но и их не было. Перебили. Значит, победа. Тогда он присмотрелся к своим и сердце невольно сжалось. Из более чем пяти десятков, на ногах, частично раненые, осталось человек пятнадцать. Большинство ошалело толклись на поле боя, разыскивая врагов. Кое-кто уже присел на бочонок или телегу, переводя дух после сражения. В этот раз упрекнуть было не в чем. Сражались, как могли, врага уничтожили, к галерам не допустили.
Аркадий внимательнее всмотрелся в уцелевших. Узнал только четверых: гонцов за пиками, одного из блондинов и старшего из «косарей». Последний упорно пластал на кусочки какого-то из убитых всадников. Наверняка давно мёртвого.
«Вероятно, именно этот черкес убил его родича. Косари были здорово похожи. И не объяснишь ему сейчас, что враг давно мёртв, а убитому родственнику от его бессмысленного, даже вредного занятия, над трупами издеваться нехорошо, счастливее никому не станет. Впрочем, лучше пусть пластает труп, чем вымещает свою злость на живых черкесах. Дорого далась нам победа. Вот и обвиняй потом в небрежении человеческими жизнями разных жуковых и мерецковых. А сам остановил прорыв врага, завалив его трупами своих солдат. Но у меня же не было другого способа остановить прорыв! Не оказалось здесь настоящих казаков, пришлось воевать с теми, кто был рядом. И никак, кроме запугивания, мне их к битве было не принудить. Война…»
Аркадий ещё раз внимательно всмотрелся в уцелевших. Живые, наверняка, были и среди лежащих, но при медицине семнадцатого века из них удастся поднять два-три человека, в идеале, пять-шесть, не больше. Из запомнившихся ему ребят привратного десятка на ногах действительно остались четверо. Учитывая, что беглецы полегли более чем на две трети — хороший результат.
«Если не случайность, то их десятник хороший педагог. Чёрт! Я же так и не узнал, как его зовут. Нехорошо».
Попаданец, с некоторым волевым усилием, встал с телеги, на которую было пристроился, и подошёл к сидевшему на бочонке десятнику. Тот, увидев подходящего к нему Аркадия, встал и повернулся к попаданцу. Связанности от болезни в его движениях, очень заметной перед боем, уже не было видно. Зато было трудно не заметить слёзы на его лице. Видимо, потери, показавшиеся Аркадию небольшими, для командира были потрясением. В одну минуту сгинуло больше половины его подчинённых.
— Мы так и не познакомились перед боем, не до того было. Я так и не удосужился спросить, как тебя зовут?
— Да уж. Нежданно-негаданно сбылись мечты моих ребят об участии в сражениях. Да только не все из них могут порадоваться победе. А зовут меня Афанасий, значит, по прозвищу Скрюченков. Ну а я про тебя наслышан. Кажись, в войске нашем, все Москаля-чародея знают.
— Для друзей — просто Аркадий, — протянул руку собеседнику попаданец.
— Ну, значит, а я… значит, Афоня.
— Надо бы посмотреть всех лежащих. Наших, если ранены, перевязать, черкесов — добить.
— Мои, значит, все, кто жив, на ногах. А беглецов, значит, эээ… надо бы, точно, проверить.
К проверке и сортировке тел приступили все, кто мог стоять на ногах. Добивать раненных черкесов не пришлось. Всех вполне качественно, по несколько раз, успели добить во время боя. Что лишний раз показало неопытность дравшихся казаков. Вместо того, чтоб лишний раз колоть или рубать труп, стоило озаботиться о поражении живых врагов. Из своих подавали признаки жизни семеро. Но трое из них, с разрубленными головами, как показалось Аркадию, были не жильцами. Кстати, большинство погибших казаков имели сходные раны. Своими саблями черкесские рыцари владели блестяще. Казаки с раной на плече и разрубленной рукой имели все шансы выжить, если не подхватят заразу. А в отношении ещё двух трудно было судить, на них свалились убитые кони, от чего оба не приходили в сознание. Рентгеновской установки, как понимаете, у Аркадия не было.
По другим направлениям штурма таких опасных обострений не было. Хотя на воинские подворья наталкивались все штурмующие колонны. Сказалась большая многогранность казачьих воинских умений и подавляющее преимущество их в огнестрельном оружии. Заметно превосходившие казаков в конной сшибке, черкесы вчистую проигрывали им по всем остальным параметрам. Ничего, кроме тяжёлой конницы и небольших пеших разведгруп психадзе, у черкесов не было. Очень способствовала казацким победам и совершенная разобщённость черкесов, где каждое племя, а то и каждый клан, вели отдельную, свою войну. И на помощь подвергшихся нападению соседям они не спешили. В городских боях умелая и опытная казачья пехота с большим количеством стволов, в том числе артиллерийских, сравнительно легко раздавила все очаги сопротивления.
К закату город взяли, захватив огромные материальные ценности и множество пленников. Выкуп за себя могли выплатить только купцы, турки и армяне, и представители высшей черкесской знати, следовательно, всем остальным предстояло стать собственностью казаков или попасть на рабские рынки Османской империи. Цены на рабов в связи с событиями в Северном Причерноморье там резко выросли.
Не силах послать на усмирение восставших татар и совсем потерявших страх казаков большое войско, султан приказал вымести с моря казачьи суда. Спешно ремонтировались старые галеры, достраивались на верфях в Мраморном море новые. Из-за ограниченности корпуса янычар и огромности Османской империи, перед Великим визирем встала серьёзная проблема: где взять экипажи на новые суда? Если в матросы, на большое жалованье охотно шли албанцы, греки, которых не останавливала даже необходимость смены веры, галерников всегда можно было нахватать, то янычар пришлось снимать из гарнизонов в других местах империи. Что автоматически вызвало в нескольких местах усиление сепаратиских тенденций. Чего-чего, а ненавидящих турок регионов и народов имелось в огромном количестве. А ведь янычарские пополнения очень нужны были султану Мураду и под Багдадом. Учитывая, что одновременно были повышены налоги, крайне нерационально расходуемые и катастрофически раскрадываемые, то государство затрясло всерьёз.
Известие о взятии, вслед за Азовом, и Темрюка вынудило Великого визиря и капудан-пашу отправить в поход эскадру на казаков задолго до её полной готовности. Они уже чувствовали шёлковые шнурки на своих шеях, если не чего похуже и ждать не могли. Эскадра в девяносто три (а не сто пятьдесят, как планировали) галеры, с недоукомплектованными на некоторых галерах экипажами, плохо отлаженной синхронностью гребков у галерников… Однако, если сам повелитель правоверных приказывает…
Дуван темрюкской добычи произвели в захваченном городе, так как у многих были планы продолжить грабительский поход. Аркадию достались быстроногий вороной конь; хорошая кольчуга; великолепная, настоящий персидский шамшир, сабля; немного денег и черкешенка лет двадцати пяти с двумя маленькими дочками. Выбор «старухи» лет двадцати пяти вместо «нетронутой» девушки вызвал оживлённые пересуды и разные, в том числе совершенно дикие предположения о его причинах.
Между тем, женщина была вызывающе красива, не смотря на пережитые четыре беременности. В первом случае у неё случился выкидыш, в первый родившийся ребёнок умер, не прожив и месяца. «Девушки» же по местным понятиям, с точки зрения Аркадия, были не подростками даже, а детьми. Представить себя валящим в постель малолетнюю, ещё толком не сформировавшуюся былинку он не мог. Всегда к педофилам относился с ненавистью.
Впрочем, в связи с загруженностью войной женитьбу пришлось отложить. Её отправили вместе с дочками в его азовский дом Аркадия в качестве
