Наверное, стоило отказаться от угощения, тем более совместного, но Лис шепнул, что уходить раньше, чем получен выкуп, не стоит. Храмовники знамениты скупостью. И если не забрать деньги сразу, считай пропало. Потом они найдут тысячу причин, чтобы задержать выплату. К тому же такая торопливость может быть расценена как слабость и бегство. А между нами и порталом больше сотни бойцов, которых удерживает только слово фогта. И лучше не испытывать его прочность.
Поскольку капитан до сих пор давал дельные советы, прислушался я к нему и в этот раз… А теперь сидел и обтекал. По методике Фомы, представляя себе капризно вздернутые носики и пытаясь воспринимать сотрапезников не как нарывающихся хамов, а чересчур расшалившихся подростков. Вот только небритые, пьяные хари крестоносцев плохо этому способствовали. Поскольку ничем не походили на тинэйджеров и тем более гламурных блондинок. Но, как говорится, noblesse oblige…[48]
Время шло, слуги убирали со стола объедки, вносили новые блюда, и легкий завтрак постепенно переквалифицировался в пиршественный обед. Настоящий повод для которого — если вина будут подавать с такой же регулярностью и в таких же количествах — скоро никто и не вспомнит… Как на некоторых, чересчур обильных похоронах, где под конец застолья начинают пить за здоровье виновника торжества…
— Чем господин маркграф намерен заняться дальше? — как бы невзначай поинтересовался один из храмовников, когда наши руки в очередной раз встретились над подносом с жареным гусем. — Погостите еще у нас или вернетесь к себе? Как и пришли, через Переход?
— Нет. Только наемников отправлю, а сам хочу в Янополь съездить… — ответил я без обиняков, делая вид, что не заметил, как мои соседи по столу перебросились быстрыми и многозначительными взглядами. — Кстати, господин фогт, — я слегка повысил голос, перекрывая общий гул, — не продадите пару лошадок?
— Конечно… — кивнул тот, даже не вникая в смысл просьбы. — Располагайте конюшней, как своей.
— Спасибо. Тогда позвольте откланяться… — тяжело вздохнув, я поднялся с места. — Как мне ни жаль покидать столь приятную компанию, но хотелось бы попасть в Янополь еще засветло.
— Хорошо, — фогт протянул руку за спину, взял у слуги увесистый кошель и протянул его мне. — Здесь плата вашим наемникам, маркграф… За науку… Все триста пятьдесят цехинов. Можете не пересчитывать. Кстати, если вы своих людей отправляете Переходом, не возьмете ли с десяток моих кнехтов для сопровождения?
— Благодарю. Не стоит… Уверен, что в землях ордена большие шайки разбойников давно перевелись. А от нескольких голодранцев я с оруженосцем и сам отобьюсь.
— Как знаете… — фон Ритц не настаивал. Видимо, его тоже устраивало, что я буду путешествовать без охраны. — Мог и не спрашивать. Такому знатному бойцу сопровождение только в тягость. Что ж, не смею задерживать. Хочу лишь прибавить, что если вам, маркграф, случится еще когда-нибудь оказаться в этих краях, заезжайте в Розиттен запросто. И можно даже без армии наемников…
Фогт слегка скривил губы, давая понять, что шутит. Почти…
В общем, «мавр сделал свое дело» и можно было уходить, если бы в этот миг Борн из Берлина, казавшийся простодушным и пьяным, неожиданно трезвым голосом не заявил, что даже не думал оставить своего нового товарища и последует за мною, хоть в Янополь, хоть обратно в Землю обетованную. Поскольку он не имел возможности пообщаться со мной в Палестине, то хочет наверстать упущенное сейчас. У нас же так много общих знакомых, что только пересчитывать всех придется целый день. А упускать никого нельзя, потому что это неуважение, или даже оскорбление…
Услышав такое заявление, многие крестоносцы стали озабоченно переглядываться. Судя по всему, желание славного рыцаря явно шло вразрез с их планами, созревающими в подогретом вином воображении. Те, кто сидел рядом с Борном, тут же начали уговаривать его остаться еще погостить в замке. Мол, им тоже есть о чем поговорить, и даже начали вспоминать какую-то веселую историю, приключившуюся на прошлое Рождество.
Могли не напрягаться. С этой стороны ни помехи им, ни помощи мне не предвиделось. Благодаря дару или проклятию, унаследованному от отца, я способен проглотить любое количество алкоголя практически не пьянея и, соответственно, умею оценивать степень окосения других. И такой тип, как Борн, мне тоже известен.
Рыцарь из Бранденбурга относился к мужчинам, которые контролируют себя до последней возможности. Во время всего застолья движения у них уверенные, речь связная, мысли стройные, и только остекленевший взгляд выдает реальное состояние. Но как только будет выпита хоть одна капля, превышающая защитные возможности организма, их валит с ног, словно выключателем щелкнули. И, судя по зрачкам, расплывшимся на всю радужную оболочку, Борну из Берлина герб Латная Длань до рокового предела осталось совсем чуть-чуть.
Стало быть, осуществить задуманное он не сможет. Вот и хорошо. Поскольку у меня тоже появился кое-какой план, и для его осуществления мне обязательно надо выехать из замка без сопровождения. А если крестоносцы и в самом деле задумали напасть, то их ждет сюрприз. Весьма неприятный…
— Борн, дружище! — я изобразил пьяное радушие. — Конечно же, я рад твоей компании! Поднимем стремянную, и в путь!
Борн, глядя в пространство, кивнул. Пригубил заботливо вложенный в его руку кубок, икнул, разбрызгивая вино на соседей, и как подкошенный рухнул на стол. За неимением салата оливье — рыцарь ткнулся лицом в блюдо с мочеными яблоками. Только брызги шваркнули по одежде и лицам сидящих напротив. Но как и следовало ожидать, никто не обиделся. Наоборот, заулыбались. Довольные, что проблема самоустранилась.
