над садовыми деревьями, росшими посреди безлюдного белого поля. Башни возвышались над большим серым замком, который сейчас, в свете заката, казался кроваво-красным и напоминал зверя перед прыжком. Однако стоило отцу протереть глаза, и наваждение развеялось. Легкий ветерок скользнул по лицу, будто знакомясь, и пропал. При виде человеческого жилья в душе отца снова затеплилась надежда.
В коротких зимних сумерках конь довез его до самого сада, а когда они выбрались с другой стороны, ближе к замку, вдруг дернулся и зафыркал. Впереди раскинулся парк с живописными камнями, зелеными изгородями, газонами, беломраморными скамейками и цветущими клумбами. Нигде не было ни снежинки. Отец рассмеялся, решив, что от усталости начал грезить наяву. Но в лицо повеяло теплом, и отец откинул капюшон, расстегнул ворот плаща и вдохнул полной грудью. В воздухе разливался благоуханный аромат цветов, а тишину нарушало лишь журчание ручьев в саду. Повсюду горели светильники – на черных или серебряных резных столбах, на ветвях низкорослых деревьев, – окутывая сад ровным золотистым сиянием. Сидя на лошади, отец завороженно вертел головой и опомнился, только когда конь остановился у одного из крыльев замка. Впереди светился прямоугольник гостеприимно открытой двери, ведущей, судя по всему, в конюшню.
Отец помедлил, покричал хозяев, и снова никто не откликнулся, однако он уже и не ждал ответа. Осторожно спешившись, отец осмотрелся, а потом отважно расправил плечи и повел коня внутрь, словно ему каждый день доводилось бывать в заколдованных замках. Когда дверца первого стойла сама собой отодвинулась при его приближении, он лишь сглотнул раз-другой и храбро шагнул с конем через порог. Внутри ждали свежие опилки и сено в подвесной кормушке, по мраморному желобу в мраморную чашу поилки лилась вода и вытекала через мраморный водосток, а в яслях поднимался пар над теплыми отрубями. «Спасибо!» – сказал отец в пустоту и внезапно почувствовал, что она хоть и молчит, но слушает, как живая. Он расседлал коня. Откуда ни возьмись на противоположной стенке появились полки с крючками для сбруи. Кроме отца и лошади, там не было ни души, хотя в длинном ряду стойл мог бы поместиться целый табун.
Запах теплых отрубей напомнил отцу, что он и сам проголодался. Он вышел из конюшни и прикрыл за собой дверь. На противоположной стороне парадного двора, образованного двумя крыльями замка, тотчас же, словно только и ждала отцовского взгляда, раскрылась другая дверь. Он пошел к ней, миновав по дороге парадный вход – две массивные стрельчатые двери футов двадцать высотой и еще двадцать шириной, окованные железом и позолоченные. Обрамляла двери арка в шесть футов шириной, из того же тусклого серебра, что и въездные ворота, однако не ажурная, а барельефная, с каким-то замысловатым сюжетом. Впрочем, отец не стал останавливаться и разглядывать. Его манила другая дверь, привычных человеческих размеров. Без лишних раздумий он вошел внутрь и очутился в огромном зале, освещенном свечами в шандалах и в огромных, свисающих с потолка люстрах. По одной из стен горел огонь в очаге, куда поместился бы медведь на вертеле. Отец благодарно принялся греться – он продрог с дороги, а в замке, если не считать фигурного сада, отовсюду веяло холодом.
У камина уютно пристроился стол, накрытый на одного. Стоило отцу обернуться, как обитый красным бархатом стул услужливо отодвинулся, приглашая сесть; с блюд поднялись колпаки, а в фарфоровый заварочный чайник из ниоткуда полился кипяток. Отец медлил в нерешительности. Хозяина нигде не было видно – вообще не было видно ни одной живой души, ни ходячей, ни летающей, даже птиц в саду. Но где-то же прячутся те незримые слуги, которые так радушно его встречают? Кто их разберет, эти заколдованные замки, – вдруг владелец живет один, и слуги по ошибке приняли случайного путника за своего хозяина, который будет очень зол, когда обнаружит оплошность? А может, яства на столе тоже заколдованы и он превратится в жабу – или заснет на сто лет? Стул нетерпеливо качнулся, а чайник, приподнявшись, плеснул в просвечивающую фарфоровую чашечку ароматнейшего чая. Голод взял свое. Вздохнув, отец сел за стол и с аппетитом поел.
Отужинав, он заметил в углу невидимую прежде застеленную кушетку. Отец разделся, лег и тут же забылся глубоким сном без сновидений.
Проспал он обычные восемь часов. Стояло раннее утро, и солнце еще не показалось над убеленными макушками лесных деревьев. Сквозь высокие узорные окна сочился, разливаясь по полу, серый утренний свет. Одежду свою отец нашел вычищенной и аккуратно сложенной на спинке красного бархатного стула. Вместо прежней грубой рубахи лежала сорочка тонкого полотна. Башмаки и брюки выглядели как новые, а с плаща волшебным образом исчезли все прорехи и пятна, полученные в долгой дороге. На маленьком столике ждал завтрак – чай, гренки и яйцо-пашот. В хрустальной чаше плавала головка рыжей хризантемы.
Хозяин все не показывался, и беспокойство одолело отца с новой силой. Ему бы стоило уже отправляться в путь, но совестно было уезжать, не поблагодарив за гостеприимство. К тому же он по-прежнему не ведал, где находится, и хотел бы спросить дорогу. Он вышел из зала и отправился в конюшню. Там он нашел отдохнувшую лошадь, мирно таскающую сено из кормушки. Сбрую, которую он вчера повесил на стенку стойла, за ночь привели в порядок и починили, а все пряжки и кольца начистили до блеска. Отец снова вышел во двор и оглянулся, потом завернул за угол, где виднелись деревья и клумбы второго парка, за которым простирались луга. Снег пропал, как не бывало, и все вокруг зеленело, словно в июне. За лугом чернела стена леса. Отец прищурился, напрягая зрение, и вдалеке, словно подмигивая, блеснула серебристая искра – очевидно, еще одни ворота. «Отлично, – сказал отец вслух. – Туда и направлюсь».
Он вернулся в конюшню и оседлал коня – тот посмотрел на него с укоризной. Перед отъездом отец в последний раз окинул взглядом двор, а потом, повинуясь внезапному порыву, приподнялся в стременах и отвесил поклон большим парадным дверям. «Благодарю от всей души, – сказал он. – После ночи, проведенной здесь – надеюсь, я проспал всего одну ночь, – я чувствую себя куда лучше, чем за многие годы. Спасибо!» Ответа не последовало.
Конь неспешно потрусил через парк молодецким пружинистым шагом. Настроение у отца было таким же легким и беззаботным. Даже лес его не пугал,
