зависит, армия никак республикам не подчинена, подчинение строго Москве, в республиках нет своих министерств обороны, и никто не протестует. Внутренняя защита страны должна быть так же централизована, как внешняя. Бандитам, шпионам и прочим врагам нашей страны плевать на границы республик.
– Кстати, – Романов взглянул на Цвигуна, – с вас, Семён Кузьмич, за это плату возьмут. Особые отделы заберут у Комитета и создадут отдельную Службу военной контрразведки. Был же в войну СМЕРШ! И неплохо работал. Заодно трений между КГБ и армией будет меньше. А вы, Николай Васильевич, – повернулся Романов к Огаркову, – рано радуетесь. КГБ за армией присматривать не перестанет. Потому как предатели и в казармах нашлись. Вспомнить предавшего всех генерала Лебедя, или «лучшего министра обороны» Пашу Мерседеса, или последнего министра обороны СССР Шапошникова, раздавшего армию по кускам всякой «суверенной» швали. Или Дудаева с Масхадовым. Советские офицеры – главари бандитов! А Дудаев ещё с эстонскими фашистами дружил…
– И что с ними теперь? – спросил Огарков.
– Мы с Григорием Васильевичем это обсуждали, – сказал Цвигун. – Проститутку Лебедя, Грачёва и летуна Шапошникова – в отставку! Как раньше говорили, без мундира и пенсиона. Наверняка найдётся к чему придраться, а нет – так повод и придумать можно. А там уж мы присмотрим, чтобы они не поднялись. С Дудаевым и Масхадовым сложнее. Опасны не только они сами, но и их родоплеменные связи. Так что тут произойдут несчастные случаи. ДТП там, или еще что…
– Но это всё планы на будущее, – сказал Мазуров. – А что уже сейчас сделано?
– Не так уж мало, – ответил Цвигун. – О чистке в Комитете и МВД уже было сказано, как и о сборе материалов на бюрократов и мафию. Тут отдельное спасибо Григорию Васильевичу и Петру Мироновичу за отмену запрета, введённого кукурузником на слежку за товарищами однопартийцами.
– И как успехи? – усмехнулся Романов.
– В целом пока спокойно, – ответил Цвигун. – Пока народ принюхивается, что можно ждать от нового начальства. Сопротивление переменам, конечно, будет, но позже. Пока недовольство только в виде разговоров на самом верху: политбюро, ЦК, верхушка министерств… Впрочем, пока личное, политики нет. Старцы бухтят… Простите, Кирилл Трофимович…
– Да ладно уж извиняться, и впрямь давно не парубок, – усмехнулся Мазуров. – А кроме дедов кого заметили?
– Некоторых первых секретарей на местах, – ответил Цвигун. – Но тут чисто зависть: «А почему не меня?» Хотя мы следим. По диссидентам картина куда лучше.
– Да уж наслышаны! – фыркнул Кулаков. – Западные «голоса» дружно стенают о «варфоломеевской ночи» и о новом тридцать седьмом годе…
– Да, неплохо получилось, – не без доли самодовольства улыбнулся Цвигун. – Хотя вся эта публика была нам давно известна. Их можно было подмести в одну ночь. Что мы и сделали. Это Андропов их берёг зачем-то, теперь-то ясно зачем. Кстати, мы брали в основном прозападных либералов, сторонников иного понимания социализма не трогали, с ними будет отдельная работа.
– Ну и как эти любители «западных ценностей»? – спросил Машеров.
– Поначалу держались нагло. Привыкли к душеспасительным беседам при Андропове и к тому, что после визга на Западе их отпускают. Но когда до них дошло, что времена Андропова и Брежнева кончились, что на Запад теперь всем плевать, а их ждёт тридцатник, да не в Мордовии и даже не на Колыме, а в лагерях у наших азиатских друзей – в Корее, Лаосе, Вьетнаме и никакие «эмнести интернешенелы» и прочие «хьюман райтс вотчи» их не спасут, сразу скисли. Все как один подписали отказ от гражданства и в ближайшие дни отправятся на свой любимый Запад. Воздух чище станет. Таким же макаром зачищаем националистов в республиках. Правда, – Цвигун развёл руками, – с этими сложнее, слишком уж много у них покровителей среди местной власти. Особенно это заметно в Таджикистане, Узбекистане, Прибалтике, Грузии, Азербайджане, Чечено-Ингушетии с Дагестаном и на Украине. Причём не только Западной.
Все посмотрели на Щербицкого.
– Да знаю я! – махнул рукой первый секретарь ЦК КП УССР. – Мне уж присылали записки по этим делам. Упустили мы этот вопрос, что там говорить! Тут и кукурузник руку приложил, и Шелест… Да и я, грешен, раньше думал, что это правильно, по Ленину – развитие национальностей, языков… Как там Ильич писал о национальной политике и уступке угнетённым нациям?.. «Лучше пересолить, чем недосолить». Вот и пересолили, так что теперь жрать нельзя! Я ведь иной раз спать не могу, в голову всякие мысли лезут. Цветущая республика, весь народ столько пахал, отстраивая после войны, и за каких-то четверть века так всё, извините, просрать, разворовать, по ветру пустить! – Щербицкий яростно треснул кулаком по столу: – Фашисты во Львове, в Киеве, в Одессе, Днепропетровске, Харькове! Бандеру, Шухевича и прочую мразь героями объявляют! Нет, не за это мы воевали! Я теперь, пока силы есть, эту погань выжигать буду! До конца, чтобы и на племя не осталось!
Присутствующие переглянулись. Машеров, встретившись взглядом с Романовым, подумал: «Верно говорят: „Когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят пальцы”. Володя теперь такого наворотит… И правильно! Эту сволоту надо затоптать на корню!»
– Александр Николаевич, а помните, в своей рукописи Губернский упоминал о некоем Чикатило? – напомнил Судоплатов. – Он ещё письмо на имя Щёлокова отправлял. Этот извращенец вроде уже должен был совершить первое убийство…
– Должен был, но не совершил, – криво усмехнулся Шелепин. – Его первой жертвой должна была стать девятилетняя девочка. Мы с Семёном Кузьмичом
