вскочил на ноги, разворачиваясь и тут же уклоняясь от свистнувшей сабли. И поспешно убрал ногу, которую чуть не раздробил сходящийся в острие и окованный медью нижний край вражьего щита. Плечистый ворог бросил вверх тяжелый всадничий щит, перехватывая меч Ильи, махнул саблей… И отшатнулся, когда в его ощеренный рот врезался налитый свинцом кистень.
Отшатнулся, но не отступил. Сплюнул кровавое крошево и ударил снова щитом с разворота.
Илья отпихнул щит встречным толчком плеча, разворачивая противника в противоположную сторону…
Чего тот и добивался. Промельк сабли – и только чудо спасло Илью от потери ноги.
В роли чуда выступил еще один враг, метнувший в Илью копье. Оно ударило с такой силой, что тяжеленного Илью отбросило шага на два, уберегши от хлеста сабли. С копьем тоже повезло. Удар, способный пробить отменную бронь, даже не повредил колец, потому что наконечник оказался никудышным – согнулось железко.
Ворог с саблей захрипел, пачкая бороду кровью, – пониже уха вырос цветок оперенного хвостовика. И еще один «расцвел» в глазу метателя копья.
Вокруг княжича вдруг стало пусто. Выли, хрипели, ворочались на полу раненые, но никто больше не рубил и не тыкал в Илью железом.
Он оглянулся и увидел в дверях, над грудой вражеских тел Маттаха и Загрёбу. Причем Маттах уже сунул лук в налуч.
Бой закончился.
И, похоже, постоялому двору тоже приходил конец. Пламя с подожженной постели перекинулось на остальные. Занялся стол. И одна из стен. Дым драл горло.
Малига, раньше Ильи сообразивший, чем попахивает, уже распоряжался: Возгарь подхватил под мышки беспамятного Миловида и потащил его наружу. Рулав и Загрёба выкидывали в общий зал вещи. Им помогал выбравшийся из укромного угла проводник. Маттах вещами не занимался. Стоял сбоку от дверей, присматривал. Разумно. Некоторые из незваных гостей были еще живы. Вдруг кто очухается и полезет в драку?
Илья первым делом нашел свой брошенный лук и сунул в налуч, потом, оглядевшись, выбрал пару подранков в броне получше, ухватил за загривки и поволок наружу. Один тут же сомлел, второй, раненый стрелами в обе ноги, сдуру попытался достать Илью мечом.
Тот увернулся, рявкнул:
– Брошу – сгоришь, – но раненый это уже и сам понял, забормотал что-то извинительное.
В большом зале было не так дымно. Но вряд ли надолго.
В углу жались растерянные местные. Распоряжаться ими было некому – хозяин мёртв. Здесь же были и остальные постояльцы. Во время драки они отсиживались по комнатам, но когда потянуло горелым…
– Огонь гасите! – заорал Илья. – Сгорит же всё! За водой! Бего-ом!!!
Но первым выскочил Маттах. Промчался, как пришпоренный, вскидывая лук.
Илья бросился следом, отшвырнув с пути какого-то смерда…
Поздно!
Конский топот канул в ночи.
– Двоих достал точно, – сообщил Маттах. – Один на дороге валяется, другой до утра не доживет. Однако третий целым ушел, – разочарованно добавил хузарин. – Шустрый!
Илья вышел на дорогу.
Ну да, один лежит. Причем живой, ворочается. А рядом валяется плащ. Тот самый, красный, порванный стрелами.
– Он его сбросил, – подошедший Маттах подцепил плащ ногой. – Выстрел мне сбил.
Княжич подошел к раненому. Тот запыхтел, крикнул что-то. По-угорски.
– Что он говорит? – спросил Илья Маттаха.
– Ругается, – объяснил хузарин. – Сердится, что оставили его. Просит не убивать. Говорит, деньги у него есть. В Гнезно. Откупиться хочет.
– Там видно будет, – проворчал Илья. – Тащи его в дом, а я гляну, что там с Миловидом. И с пожаром. Как бы на улице ночевать не пришлось.
– Ты за ним кого-нибудь другого пошли, – возразил хузарин. – Я в конюшню. Лошадки беспокоятся. Выведу их, если что.
«Если что» – это если пожар всё же потушить не удастся.
Глава 10
Пожар погасили, так что ночевать на морозе не пришлось. Да и с Миловидом оказалось всё не так уж плохо: схлопотал топором по голове он знатно, аж наглазник с клепок сорвало, но череп цел. Ссадина да шишка с орех. И глаза в кучку.
Других пострадавших, серьёзно пострадавших, нет. Синяки, царапины – это да. У Ильи у самого кровоподтек в четверть спины. Долбанули копьем. Даже на его броне, стоившей как половина боевой ладьи, кольца разошлись. Разошлись, но наконечник остановили. Ладно, починим, не впервой. И синяк тоже пройдет, а боль – дело для воина обыденное. В который раз убеждался Илья: добрый меч – это смерть врага, а добрая бронь – это жизнь.
Илье вдруг пришла в голову интересная мысль. А ведь не только собственная бронь защищает жизнь воина. Каждый раз, когда кольчуга соратника
