– Как тут? В госпитале новенькие рассказывают, что вообще АД.
– Веселого мало. Мы тут на дельце готовимся, ты мне нужен прям как никогда.
До ротного добежали за пару минут. Дождь, да и просто я торопился. Как Петю патрули по дороге не перехватили? Хотя я ведь тоже из госпиталя переправлялся хоть и с документами, но в одиночку, и никто у меня их ни разу не спросил.
– Сейчас с капитаном переговорю, жди тут, – указал я на вход в подвал.
– Чего, наш молодой лейтеха уже до капитана дорос? – изумился Петя.
– Так у нас теперь другой ротный, уже месяц как. А вы чего, не встречались в Куйбышеве? – удивился я, хотя тут же опомнился.
– Так его тоже «уработали»? – поник головой друг.
– Да уж, а я еще думал, что, может, встретитесь там.
– Сань, там же не один госпиталь, мало ли, куда его отправили, серьезно ранен?
– Осколочное, в бедро. Отсюда увозили, в гипсе лежал по самые я… тебе по пояс будет, – усмехнулся я. Петя чуток ниже меня, вот я и подковырнул его. – Ладно, жди.
Объяснив ротному ситуацию, тот тоже оделся и решил немедленно идти в штаб дивизии. Дескать, только там можно что-то сделать. Дотопали быстро, обстрела сейчас не было, авиация на аэродромах, погода пипец какая стоит, не видно ни зги.
– Так это и есть «дезертир», который танки сжигал? – в штабе дивизии буквально в дверях столкнулись с тем комиссаром из особого отдела, что меня в госпитале допрашивал. Я обрисовал ему ситуацию, объяснив, что человек сделал это без злого умысла, так как сбежал именно на фронт, а не к бабке на блины. Тот, забрав Петю к себе в отдел, он тоже был тут, рядышком со штадивом, обещал помочь. Все-таки нормальный он мужик, не кривлялся, не унижал и не угрожал, просто, покачав головой, слегка пожурил.
– Да, товарищ комиссар, мировой боец! – Я чуть глаза не выпучил, ибо это сказал ротный, который Петю и в глаза-то не видел никогда.
– Ясно, возвращайтесь к себе. Как что-то прояснится, сообщу! – Мы пожали Пете руки и отправились назад. Был, конечно, небольшой мандраж, что Петруху могут осудить и в штрафную отправить, но я рассчитывал на понимание особистов.
– Да расслабься ты, увидишь, разберутся и вернут в строй, если он не врет, конечно, что полностью поправился, – успокаивал меня капитан.
– Хочется верить. Ведь я так хотел, чтобы он был здесь, что увидев его, подумал – чудеса!
– Это не чудеса, а советское воспитание. Человек рвется на фронт, чтобы врага бить, чудесного тут ничего нет, есть сознательность! – во как капитан завернул.
Ну, а на следующий день, уже к обеду, красноармеец Курочкин появился в подвале командира роты, сияя от уха до уха. Грудь гвардейца украшала новенькая медаль «За боевые заслуги».
– Ну, герой! – восхитился капитан. – Да, сержант, прав ты был, такой боец нам точно пригодится.
– Угу, – киваю я, – ну, подойди, дай хоть руку пожму, или зазнался уже? – ухмыляюсь, но Петя обижается.
– Товарищ командир роты, разрешите обратиться к товарищу сержанту? – чеканит друг.
– Разрешаю, – утвердительно качает головой капитан.
– Товарищ сержант, я не зазнался, никогда не забуду, кому я обязан жизнью! Спасибо вам, товарищ командир! – У Петра на глазах выступили слезы, а я почувствовал, что сердце сейчас вырвется из груди.
– Иди сюда, братушка! – я сграбастал друга в крепких мужских объятиях и похлопал по спине. – Молодец, братка, всегда знал, что ты очень хороший человек. Когда тебя наградить-то успели?
– Говорят, что Нечаев представление давно подал, и награда была уже готова, а так как я был в госпитале, решили позже наградить. Вот случай представился, – Петя, гордо выпятив грудь, повернулся так, чтобы лучше была видна медаль.
– Молоток!
Петя спросил меня чуть позже, не снять ли ему медаль, чтобы косо не смотрели. На что я огрызнулся, в том духе, что награду наоборот показывать надо, как пример своей честной службы Родине. А политрук еще и маленькое собрание устроил, минут на двадцать, в котором все двадцать минут он пояснял бойцам, как нужно служить и любить Родину. Рассказал, как тяжелораненый боец, не долечившись, сбежал из госпиталя, для того чтобы вновь бить врага с удвоенной ненавистью. Короче, политрук он и есть политрук.
Разведка донесла, что к немцам в захваченных домах регулярно подвозят боеприпасы. Колонна проезжает буквально по соседней улице, и нам перед штурмом домов нужно вначале уничтожить машины снабжения, таким образом заставим фашистов экономить боеприпасы. Собиралось нас идти на штурм колонны двенадцать человек. Только трое стрелков приняли мою идею и взяли своих вторых номеров, остальные были упрямыми единоличниками. Таким образом, чистых стрелков у нас восемь человек. До сих пор не могу понять, чего хочет командование. Понятно, что сегодняшняя колонна не приедет к немцам, но что будет потом? Во-первых, немчуре все равно нужны боеприпасы и продовольствие, они просто отправят еще одну колонну чуть позже. Во- вторых, нас уделают быстрее, чем мы сумеем отойти. Дело не в боязни смерти или еще чего такого, вовсе нет. Вопрос в другом, кто завтра будет работать снайпером? Кто будет долбить пулеметчиков при штурме домов? Если весь смысл угробить только несколько грузовиков с боеприпасами, то я вообще
