– Саня, вправо давай, за насыпь отходи, спину прикроем! – ору я и начинаю пятиться. В какой-то момент мы оказываемся вчетвером против шести гансов. Те не раздумывая рвутся вперед. Уклоняясь от удара штыком слева, парирую выпад немца справа, прямо фехтование какое-то, надо себе саблю выпросить, если так и будет продолжаться. Колю кого-то слева, не успеваю вынуть нож из раны, вижу, что сейчас проткнут меня. Падаю на землю, на меня валится тот, которого только что заколол, придавливая меня. Надо мной сцепились немец и один из наших бойцов, вроде даже Петька, хотя уже ни фига не различишь, кто есть кто, все в кровище и грязи. Пытаюсь выбраться из-под немца и замечаю вдруг на том автомат. Отстегнуть ремень оказалось проще, чем вылезти из-под трупа. Дергаю затвор и, черт, не знаю в кого стрелять, чтобы своих не положить.
– Русские, на землю! – ору я, готовый уже нажать на спуск. Чуть помедлив, ребята, что еще стояли на ногах, начинают падать. Вот открывается один фриц, стреляю, вот второй и третий, пытаются тоже залечь. Когда кончился магазин, фрицев живых не было. Кто-то догадался и швырнул дымовую гранату в сторону немцев у пулеметов. Успеваем только глазами осмотреть друг друга и устремляемся дальше. Один пулемет все же начинает стрелять через дым, кто-то вскрикивает и падает, ложатся и все остальные. Тут уже не далеко, попробуем достать. Выхватываю из подсумка гранату и зашвыриваю ее в сторону работающего пулемета. С разрывом «феньки» перестает работать и МГ. Поднимаемся, тем более уже и дым почти рассосался. Кто-то тут же добивает раненого пулеметчика, а через секунду, клич «ура!» оглашает берег. Устояли. Вот это, блин, повеселились. Падаю на землю и только тут чувствую, что болит правая нога и обе руки. Про лицо и голову даже не говорю, рожа сейчас просто треснет. Осматриваюсь, руки все в кровище, по ладоням так и течет, штаны чуть выше колена порваны, и тоже, похоже, все в крови. Рядом плюхается Петя, у него тоже разбито лицо, нос набок повернут, левый рукав грязно- красного цвета.
– Живой? – спрашиваю я.
– А ты? – в свою очередь спрашивает друг. Оба в голос заржали, отходняк пошел. Тут же пропали остатки сил, и все тело стало как синяк. Оглядываемся и видим точно таких же, как и мы, уставших до изнеможения бойцов.
– Старый я стал для такой физкультуры, – смеюсь я. Ковыляя, прижав правую руку к ноге, подходит ротный, лицо как мел, падает рядом и начинает смеяться.
– Товарищ капитан, вы как? – испуганно спрашиваю я.
– Не дождешься, так вроде ты говоришь? – смеется ротный. – А давно ли ты стал ко мне, как положено, обращаться? В драке вон вообще орал: «Саня, за насыпь давай!»
– Так то же в драке, – улыбаюсь я.
– Ногу порезали, гады, ты как сам?
– Да тоже шкурку испортил чуток.
– Вот блин-блинский! Мы чего теперь, всей ротой, что ли, в санбат пойдем? – и командир опять заржал.
А в санбат и правда, пришлось идти почти всей ротой. Хотя нас в ней было-то тридцать человек. Кроме посыльного, связиста да еще пары человек, все были в драке, и все были ранены, кого не убили. У меня оказалось касательное ранение ноги, пулевое, это видимо в самом начале, когда под автоматы немцев вышли. Обе руки серьезно порезаны, глубокий порез был на правой, винтовкой пока пользоваться не смогу, пробовал уже, очень больно и неудобно. На лице только синяки и ссадины. Пете вправили нос и зашили порез на руке, тоже приличного размера рана. У капитана было проткнуто бедро, почти насквозь, и порезана одна рука. Ну и остальных так же, в принципе. У кого-то больше, у кого-то меньше.
Нас всех оставили в санбате. Точнее, загнали в подвал поблизости с запретом его покидать. Военврач разошелся настолько, что доложил комдиву Родимцеву, что нас вообще всех нужно в тыл, а мы тут самоуправством занимаемся. Комдив, сам повоевавший сегодня, крепко поблагодарил всех и запретил покидать санбат. Объявив о трех сутках отдыха, пожал всем руки и ушел. Капитан, перед уходом комдива, спросил, кто же будет воевать, пока мы тут. Комдив сообщил, что с того берега прибыли две полноценные роты, так что время отлежаться у нас есть. Только бы фрицы больше на берег не вылезли.
Так-то нам, конечно, увольнительные выпали вполне хорошие. Лежим тут на топчанах, над головой несколько метров земли, вот будет смеху, если насыпь обвалится! Саперы для санбата вырыли этакую пещеру прямо в склоне на берегу, установили подпорки, но я не уверен, что те выдержат, если грунт потревожить. И страшно, и смешно.
Вообще, весь следующий день после дерзкой атаки противник ничего не предпринимал. Тупо лупят из минометов и орудий, снося наши укрепления. Саперы запарились, они сейчас нарасхват. Только поставят несколько метров спирали Бруно, немцы кинут пару снарядов, и нет заграждения. Наши, конечно, отвечают, но жиденько так, снаряды, видать, экономят перед большим наступлением.
Вообще, я в этаком привилегированном положении. Я-то, в отличие от всех, кто рядом, знаю, что скоро наступление, а вот ребята вопросами мучаются. Пробовал представить себя на их месте, тоже, наверное, весь мозг бы сломал, думая. Топчемся на месте, что мы, что противник, несем огромные потери, а для чего? Нет, понятно, что Родину защищаем и все такое, но сколько может длиться оборона, бесконечно? Фрицы-то что, совсем тупые, что ли, неужели не понимают, что вся эта возня нужна только для одной цели, выбивание живой силы и техники противника перед предстоящим наступлением. Я перегнул, конечно, говоря, что никто из бойцов ничего не понимает, все они понимают, но просто спрашивают постоянно, сколько им еще держаться? Возьмите битву за Москву. Встретили, встали как вкопанные, набрали силушки и так е… что фон Бок чуть не обделался, еле убежал. А здесь? Почти месяц
