ведь? Во всяком случае едва ли ему понравится, что его жена со Стражем…
Грудь Дарсаля тяжело вздымается, смотрю на него, да что это вообще было? А может, император приказал? Что со мной теперь сделают…
Вспоминаю, ведь мои эмоции как на ладони, нужно успокоиться. До сих пор ощущаю горячее прикосновение этой странной энергии — омаа. По всему телу, в самых сокровенных местах, такое приятное… Почему их боятся?
Берусь за виски, мысли скачут, никак не остановятся. У меня есть жених. Поворачиваю ладонь меткой к себе, знак императора. Забыть бы о случившемся. Дарсаль внимательно всматривается, словно пытается что-то прочесть. И чем я лучше Алмы, не могу спокойно находиться рядом с мужчиной. У нее хоть жениха нет.
Этот поцелуй, наваждение какое-то, из мыслей не идет, хоть на миг бы ощутить еще раз! Губы; оплетающее, будоражащее и одновременно утешающее тепло, прикосновение сильного мужского тела. Впервые в жизни.
— Вам нужно успокоиться, моя госпожа. — Отворачивается резко, отходит к окну.
Внутри разгорается клубок чего-то тягуче-приятного, незнакомого. Бросаю взгляд на бокал.
Сажусь обратно на кровать, тоже отворачиваюсь. Хватит вина. Интересно, завтра я уже буду официальной женой? Иллариандр решит продвинуться дальше или дождется последней церемонии? И чего хотелось бы мне? Да что ж так страшно-то!
Это все вино виновато.
Наконец, похоже, успокаивается. Сводящий с ума запах феромонов утихает, вдруг меняет направленность, ударяя застилающим разум осознанием, что ее желания относятся не ко мне. У нее есть жених. А я просто тот, кто оказался рядом.
Закрываю глаза, уплотняю омаа. Глупую непозволительную ревность слишком быстро вычислят.
— Я пойду? — спрашивает несмело.
— Подождите, моя госпожа.
Оборачиваюсь. Вглядываюсь в ауру, пытаюсь отследить малейший изъян. На удивление быстро восстанавливается, уже почти и не заметно. Неужели ей настолько безразлично? Не могла же она устраивать мне проверки? Одергиваю себя, о чем я думаю. Придирчиво выискиваю следы своего огня, но обошлось.
— Они могут что-нибудь увидеть? — Сразу же понимает, красный завиток страха.
— Только когда эмоции слишком сильны. Вы уже почти спокойны, а на всякие быстротечные рефлексы никто внимания не обращает, если это не предательство.
Ноэлия резко поднимается, отпечаток взгляда:
— Я… не…
— Нет, моя госпожа. Вы напуганы, встревожены и устали. Вам нужно выспаться и подготовиться. Проводить вас до кровати?
Едва уловимо запинаюсь, злюсь на себя. Но звучит совсем неоднозначно после случившегося.
— Там кто-нибудь есть? — уточняет.
Качаю головой.
— Тогда я сама. — Колеблется секунду, все же спрашивает: — Вы можете только эмоции читать? Или на кого они направлены, тоже видите?
Удерживаю вспышку, но что-то, наверное, доносится. Ноэлия чуть отступает, завиток страха увеличивается, растекается. Заставляю омаа вернуться в норму. И голос тоже.
— Обычно только эмоции, но часто в контексте видно, кому они адресованы. Если лично Стражу, то он почти всегда это отличает. Или, если тому, на кого он настроен.
Не то досада, не то смущение. Спешит к выходу, сумбурное «спасибо» почти не слышится.
Смотрю вслед. У предательства много оттенков, но даже малейший намек на него привлек бы к тебе внимание. Твои эмоции чисты. А скоротечные плотские порывы не в счет.
Хочется что-нибудь разнести. В комнате еще витает дух феромонов — тех первых, адресованных именно мне. Открываю окно, выветрить поскорее. Забыть. И надеяться, что для нее это было слишком незначительно, чтобы выдать другим Стражам случайной эмоцией. Надеяться, а не желать все разнести по этому поводу.
Засунуть, что ли, голову в душ. Остыть, прежде чем идти к командиру.
