мертвым Сивином и странными растениями… Впереди простирался Лес с его опасными тайнами, однако Алекс ощутил облегчение – лучше уж эти загадки, ставшие почти привычными, чем бесформенное туманное ничто.
– Ф-фух! – с шумом выдохнула Яна. – Выходи из меня, туман. Надоел!
– Пойдем, – озираясь, позвал Мак. – Не нужно подолгу на одном месте оставаться. И говорите потише. Не шумите, отнеситесь к Лесу с почтением.
Он осторожно шагнул в тень деревьев… Алекс видел, как волнуется краевец. Он не хочет вести чужаков по Лесу, все в нем переворачивается от сознания, что он стал проводником для чужих… но привычка к подчинению сильнее любых доводов разума.
А Лес был таким же, как всегда – равнодушным, чуждым и враждебным. Он жил своей странной жизнью, между высоченными древесными стволами скользили зыбкие тени, то проваливались в темноту, то выплывали на прогалину, где между кронами деревьев простреливали солнечные лучи – и тогда оказывались на виду. Но и при дневном свете толком разглядеть обитателей Леса Алекс не мог, глаза отказывались воспринимать увиденное. Тени плыли, их очертания растекались, сливались с контурами кустов и деревьев. Над головой тоже что-то происходило, там непрерывно шебуршились и перемещались то ли звери, то ли птицы, то и дело, кружась, опускались чешуйки коры, потревоженные невидимыми тварями.
А еще что-то странное происходило со временем – оно как будто замерло. По мере того как четверо людей пробирались по Лесу, деревья выступали навстречу из месива света и тени, проплывали мимо, оставались позади, одинаковые, неотличимые друг от друга. И в то же время Алексу казалось, что они стоят на месте, что никуда не ушли, что стоит только оглянуться – и между деревьями покажется болото со стеной тумана. Конечно, бросая взгляд за спину, он не видел никакого болота, они уже отмахали порядком, но чувство было такое, будто они только что ступили на берег.
И звуки тоже были странные – вроде бы тихо, но в то же время что-то шуршит, поскрипывает, потрескивает. Эти шумы сливаются в равномерный странный гул, который как бы и не слышен. Начинает казаться, что он звучит лишь у тебя в голове, и уши его не улавливают.
И снова сама собой стала складываться мысль… вернее, не мысль, а ощущение, даже знание: Лес всюду, Лес вечен, Лес навсегда. Куда ни шагай, как далеко ни отойди, будет лишь одно: шум, которого не услышать ушами, остановившееся время, одна и та же череда светлых и темных пятен, наполненная движением, которое не в силах различить взгляд, но при этом – движением, которое невозможно не заметить. Впереди спина Мака, она слегка покачивается при ходьбе, проваливается в тень, выныривает на свет… А может, нет никакого проводника? Он тоже – часть Леса, который и есть вселенная? Он сливается с деревьями, его шаги – все тот же непрерывный шум Леса, слышный и в то же время неслышный…
Алекс оглянулся – вот рядом шагает Швед, внимательно глядит по сторонам, время от времени поглаживает бороду левой рукой, тогда как правая лежит на оружии. Рядом Яна – странная, трусливая и отважная одновременно. Она безумно боится растений и всего, что с ними связано, но при этом умудрилась стянуть флягу у Асея, когда их поставили у живого столба… Нет, это не психическое расстройство, это настоящее мужество и сила воли, это умение бороться до конца и не сдаваться… Они, Яна и Швед, – реальны! Они так же реальны, как Лес, и даже больше! Только они и имеют значение, а Лес не вечен, это ложь! Лес явился и уйдет, а есть в жизни вещи, куда более важные и куда более незыблемые, чем он… Лес отступит и сгинет, а Швед и Яна останутся.
Эта мысль оказалась спасением, и Алекс судорожно ухватился за нее, вынырнул из безвременья, из морока, которым его пытался окутать Лес.
– Мак, скажи, – заговорила Яна, – а на самом деле, что вы здесь делали? Трое старших, Федор, все остальные?
– Выгнали их из Края, – заявил Швед, – за косность и сектантство. Вот они и крутились рядом с НИИ. Сивин хотел забраться сюда, другие были против.
– Не выгнали, мы сами ушли, – поправил Мак. – Чтобы Лесу служить. Они там не понимают… Сивина с его зельями всякими словами обзывали.
– Алхимиком и сектантом, – подсказал Алекс.
– И так тоже называли. Только ведь проверено: выпил настойку, и можешь смело в Лес вступать, он тебя принимает, терпит тебя. Сивин настойки смешивал, Асей их носил на патроны обменивать.
– Тут с ним Яна и встретилась, – вставил Швед.
– А Дамар? – спросил Алекс. – Он у вас кто был? Главный?
– Главный для всех – Лес, – привычно ответил молодой краевец. – Дамар лучше всех суть Леса понимал, он правильно объяснять умел, мы его слушали. Хорошо говорил, верно. А теперь не осталось никого.
Он бормотал монотонно, без выражения. Алекс его хорошо понимал: трое старших создали из молодых краевцев общину, вроде религиозной, воспитали их в определенном духе. И, возможно, Яна права – настойки Сивина каким-то образом подавляли волю. Сейчас у Мака ломка, он остался один, а привык быть частью единой общины, где его научили только одному – подчиняться. Он в растерянности. Сивин, похоже, был честолюбивым человеком, да и в биологии разбирался. Он стремился наведаться в НИИ Биотехнологий, найти секреты «Вектора», овладеть ими и с триумфом возвратиться в Край. А что? По его воле Лес мог бы обезуметь, а мог и смириться, вытерпеть вторжение. Асей тоже был не подарок – вон, до смерти обиделся на обокравшую его Яну. Не мог простить насмешек, которые выслушал от краевцев после той злополучной ходки. Дамар… вот уж странный человек. Похоже, он один из троицы старших был самым большим фанатиком и искренне верил в свое учение. Эти трое были личностями, каждый со своим вывихом в мозгах. А их молодежь?
