времена, которые помнишь лучше, уличные проститутки вели себя целомудреннее, чем сейчас так называемые порядочные женщины. Хотя порядочными быть позорно, они хвастливо называют себя стервами… Синильда, согласен, красивая, но это все, что у нее есть. А ты старомодный романтик… будешь жестоко разочарован.
Михаил ответил с достоинством:
– Если все женщины такие, откуда могут видеть, как надо?… Я все равно чую, в глубине души она беспорочна.
– Ха, – сказал Азазель саркастически. – Работая в эскорте?
Михаил поморщился: Азазель ударил в самое сердце.
– Господь вложил в Адама душу, – проговорил он с затруднением, раздумывая и подбирая слова, – но она в его потомках по большей части спала. Древние народы вообще о ней не знали! Вон даже просвещенные эллины – всего лишь здоровые и красивые животные, умеющие говорить, писать и воздвигать храмы и статуи своим идолам. А когда начали узнавать о душе, то пытались подчинить душе все плотское… а это тоже было ошибкой.
Азазель посмотрел на него с внезапным интересом.
– Михаил, а ты не просто меднолобый солдафон!.. Ты уже меднолобый унтер, а то и фельдфебель…
Он сверился с картой, ткнул пальцем в экран, там от касания пошли цветные круги, и автомобиль свернул на другую дорогу.
– Да, меднолобый, – отрезал Михаил, – быть солдатом не так уж плохо. Есть такая профессия – родину защищать!.. А границы моей родины намного шире, чем здесь на земле могут представить. Но насчет плотского ты, похоже, прав…
– Еще бы, – сказал Азазель с апломбом. – когда я не был прав? Даже скучно быть таким безукоризненным!.. И что насчет Синильды?
– Похоже, – ответил Михаил, – сейчас здесь в самом деле установилось равновесие. Люди перестали уважать плотские запросы и возносить их так, как в Элладе или в Риме… На запросы плотского начала в человеке бросают ему желаемое, как собаке кусок мяса, и тут же обращаются к более высоким запросам. У одних это служение Творцу, у других наука, у третьих еще что-то, мне пока непонятное, но я учусь быстро, ты прав… Потому не могу считать Синильду, как считал раньше, сосудом греха и порока. Это неправильно.
Азазель убрал руки с баранки и с усилием потер лоб.
– Что-то не догоняю. Так быстро хватаешь на лету, как собака мух, не успеваю за твоей не по-солдатски быстрой, кто бы подумал, мыслью. Почему Синильда вдруг перестала быть сосудом порока? Она знает и наверняка умеет больше в этом веселом и приятном деле, чем все женщины Содома и Гоморры!
– Потому что у жителей Содома ничего помимо разврата не было, – пояснил Михаил. – Только разврат и похоть, а у Синильды забота о старой бабушке, больной сестренке, помощь родным, учеба… У нее на одной чаше весов грехов больше, чем у любого жителя Содома, но на другой масса добрых поступков!.. А людей, как я уже понял здесь, идеальных нет, потому суд всегда смотрит на весы!.. А я вижу, ее добрые дела перевешивают ее грехи… что по нынешним нормам и не грехи вовсе.
Азазель молчал, внимательно рассматривал карту, переводил взгляд на Михаила и снова смотрел на экран.
– Знаешь, – произнес он, – честно говоря, от тебя не ожидал. Не скажу, что ты неправ, просто я сам для себя не формулировал, как вот ты… Когда живешь внутри, смотришь иначе, а у тебя со стороны взгляд свежее… ладно, проехали.
– Кого, – спросил Михаил в непонимании, – проехали? Похитителей?
– Просто выражение, – пояснил Азазель. – Ты думай, как с минимальными затратами выдрать ее из рук этих самых странных личностей. Или, может быть, подождать, пока предъявят требования?… Тогда узнаем, ради чего? Вдруг какой-то супербосс мафии возжелал ее в любовницы, а она отказалась?… Только не смейся, ради тебя, например. Ты же такая чистота и непорочность, можно влюбиться!
Михаил буркнул:
– Ничего смешного.
– Или вот вариант еще смешнее, – продолжил Азазель, – она и была любовницей супербосса или хозяина «Газпрома», но тут нарисовался ты. Она растаяла и, бросив все бриллианты и дворцы на островах, ринулась тебе в объятия… Понятно, никто из нас, самцов, такое гнусное оскорбление не стерпит.
– Азазель…
– Но все равно, – продолжил Азазель, – спасать ее надо, а то еще и морду ей набьют, эти олигархи вообще плюют на все законы… как и мы, кстати. Правда, мы с тобой плюем только на толкования законов, а сами законы, именуемые по старинке заповедями, все же соблюдаем… Гм, Москва велика, в ней легко скрыть стадо мамонтов, в ее пригородах можно спрятать шесть Швейцарий, хотя Швейцария, дура такая, почему-то не хочет…
Михаил сказал нервно:
– Азазель, поторопись.
– Да тут снова развилка, – буркнул Азазель. – Ты по запаху не можешь взять их след? Какие духи у Синильды?…
– Откуда мне знать, – огрызнулся Михаил. – От нее хорошо пахло, вот и все. Но сейчас мы слишком далеко. Жаль, нельзя узнать, как я узнавал в том домике… Я же прост, как ты говоришь? А простые пути короче.
