Но вот видение прерывается. Доносится звонкий собачий лай. Гитлер кладет хрустальный шар на стол. Из угла на фюрера смотрит его овчарка Блонди: ее язык высунут, а в глазах – словно бы желание сообщить чтото очень-очень важное…
Шар еще вчера подменил шпион-уборщик. Блонди все видела, но ничего не может сказать.
Надо, наверно, разобраться – хотя бы для себя – откуда в этом фильме что растет. Мне даже интересно, смогу ли я наваять такую же рецензию, как мой ползущий по вялому кластеру Порфирий.
Попробую.
Кино это, как часто бывает в Голливуде, основано на материале, натыренном по мелочам из чужого контента. Натырено, ясное дело, ловко и профессионально, и ни один лоер ничего не докажет – поэтому критики на содержании уклончиво называют это «космополитической культурной аурой».
У фильма, конечно, есть и чисто идеологическая сверхзадача. После того, как вину за начало Второй мировой окончательно перевесили на Россию, в прогрессивном дискурсе стала ощущаться необходимость повесить туда же и Холокост. Если вы крутитесь в кинобизнесе, вы такие вещи чувствуете вагиной. Но делать подобное надо исключительно умело и тонко – чтобы не оскорбить невидимого заказчика чрезмерной услужливостью.
Вопрос с ответственностью России за Холокост создатели «Блонди» разруливают просто с какой-то лунатической элегантностью. Гитлер в этом фильме – эдакий мистик-гик, чокнутый мечтатель, черный Мюнхгаузен. Он все время глядит в хрустальный шар, чтобы понять, куда двигать Рейх дальше. Про это узнают агенты НКВД, и решают подменить этот шар, чтобы навести фюрера на мысль о вторжении в Англию.
Для этого сталинские специалисты по подсознательным манипуляциям пытаются сделать такой же шар с сублиминальным – то есть сознательно неуловимым – портретом злобного Черчилля. Гитлер, мол, будет глядеть в свой шар, разозлится на Черчилля и начнет вторжение…
В России есть завод, где производят так называемые «Святочные Кремли» для коллективного армейского созерцания – это стеклянные шары с лазерным изображением Кремля внутри. Вот этот завод и получает задание изготовить фальшивый сублиминальный шар для фюрера.
Но из-за отсталости русских технологий и повального пьянства на заводе лазерный Черчилль получается похожим на карикатурного носатого еврея из антисемитских брошюрок. Мало того, матерящиеся русские умельцы ухитряются оставить в поддельном хрустальном шаре тень «Святочного Кремля», потому что при первом проходе лазера забывают отключить стандартную процедуру…
В результате становится ясно, что русские спровоцировали Гитлера не только на Холокост, они еще и заставили его напасть на Россию. Умно, да. Лазеров тогда, правда, не было, но кто про это вспомнит, когда сердце дрожит от гнева. Это же кино.
По сюжету Гитлер воображает себя благородным германским волком – Атаульфом – и в мистических целях вступает в связь со своей овчаркой: регулярный союз двух эфирных тел позволяет ему выйти за пределы человеческой полосы восприятия и обрести паранормальное знание. Эти сцены отсчитаны с большой помпой, великолепными эффектами и филигранной транскарниальной поддержкой.
Два эпизода в Баварских Альпах, три в самолете, четыре в Берлине, целых шесть в «Вольфшанце» (здесь Атаульф особенно раздухарился – в собственной фантазии он превращается в огромного черного волка, что великолепно передают спецэффекты), три сцены в бункере под рейхсканцелярией… Здесь зоо-аудитория срывает цветы своей хвостатой радости – но благодаря транскарниальному стимулятору ее может разделить и любой широко мыслящий человек, не относящийся к целевой группе (по секрету сообщу, что при знании чит-кодов в сценах из «Вольфшанце» можно несколько отдалиться от сюжета – например, использовать в качестве пенетратора бюст Фридриха Великого).
Но война идет своим ходом. В конце концов Гитлер усыпляет собаку, чтобы спасти ее от надвигающихся центральноазиатских орд, а потом кончает счеты с жизнью. На этом мы расстаемся с фюрером – но не с Блонди.
Собачья душа проходит через все мытарства Бардо, в том числе и сквозь бесконечные сексуальные видения. Некоторые становятся серьезным вызовом даже для айфака-10, технические возможности которого используются на самом пределе. Это, пожалуй, самая интересная часть фильма – именно здесь зрителя ждут самые замысловатые приключения тела и духа.
Сцены в Бардо – настоящий гимн всем видам соития, когда-либо существовавшим в живой природе за последний миллиард лет, и хоть мы проносимся сквозь это содрогающееся в самооплодотворении облако со скоростью пули, в нескольких его точках есть опция паузы, где можно тесно пообщаться с одноклеточной водорослью (что с того, что они размножались делением), с древней кистеперой рыбой, с динозавром и даже с «саблезубым австралопитеком», который особенно пришелся мне по душе – у него огромный член, но парниша боится огня, а на земле пылает поваленное молнией дерево диаметром с хорошую шпалу… Да-да, вы поняли меня верно.
Когда я смотрела эту часть фильма, я думала, что вот оно – будущее зорро-мувиз и вообще айфак-кинематографа. Уйти в абсолютную фантазию, мечту… Или вообще в мир идеальных понятий, как это сделал Порфирий в «Бейонде». Но создатели «Блонди», похоже, испугались своего всесилия: это как магия чистого листа бумаги, где в любой момент можно написать стихотворение безграничной гениальности, но почему-то не решается никто… Дальше авторы возвращаются на проторенную дорогу рыночных клише и больше с нее не сворачивают.
До этого момента фильм не допускал никаких идеологических оплошностей, за которые Менахема могли бы так сурово наказать. Блокбастеры обычно не делают серьезных ляпов в смысле оскорбления чувств, подлежащих учету.
Но сценаристы зачем-то вставили в фильм Св. Ангелу.
