– Я… попросилась?! Когда это?
– Да вот только что. Сказала: до свадьбы – ни-ни! Вот я и думаю – брать тебя в жены аль нет?
– Что?!
– Да ладно, ладно, шучу я… – Иван протянул руку. – Ну что – мир? Без обид?
– Без обид, – успокоилась Настя. – А рыженькая наша, Авраама, ежели хочешь знать, с Кольшей едва встречаться начали… как вот мы… ой…
Вот и проговорилась! Атаман хотел было еще пошутить, да не стал, к чему обижать девчонку? Тем более ту, от одного вида которой, от волос разлохмаченных, от приоткрытых губ, от очей, с золотистыми чертиками, карих, – так и свербило сердце!
– Я тебя провожу… до шатра. Коли разрешишь, – глянув в ночное небо, шепотом попросил Иван. – Заодно караулы проверю.
Девчонка фыркнула:
– Так ты меня пойдешь провожать или караулы проверить?
– Так одно другому не ме… ой!
Оба разом расхохотались, а потом еще какое-то время сидели на бережку, на старой коряге, смотрели на отражавшийся в темной воде месяц. Настя тихонько рассказывала про свою прошлую жизнь – про град Усолье на Каме-реке, про то, как хаживали на Ивана Купалу с девками на луга: валялись в траве, прыгали через костер, гадали.
– Ох, грехи наши тяжкие! – посмеивался атаман. – Слышал бы отче Амвросий!
– А что? Чего мы плохого делали?
– Беса тешили, ага! Ох, он бы те объяснил… да только не сможет.
– Почему же не сможет?
– Так я ж ему не скажу, чудо!
– Хо! А почему ты меня чудом назвал?
– Так ты и есть – чудо… Ну-ко, мне в глаза посмотри…
– Так темно же…
– Ничо…
Оп! И снова поцелуй, долгий-долгий, сладкий… И тихий шепот:
– Пора, пожалуй, и спать. Засиделись мы…
Проводив девушку до шатра, Иван проследил, как затушили костры, да, сняв сапоги, залез под теплый полог, а там уж сбросил кафтан, зипунишко, растянулся под мягкою волчьею шкурой. Не спал – не шел сон-то, – просто лежал, думал.
Нет, конечно, иной бы кто – да попросту уволок бы кареглазую чуду в шатер, сотворил что хотел, да и ну ее к ляду. Может, даже и к себе приблизил потом… может, и женился бы. Но допреж того… ах, как сладко было б… Совсем не то, что сейчас… Эх… Однако ж, ежели с другой стороны взглянуть, Настена, по всему, не такая девушка, чтоб насилье спустить. Что-нибудь да сотворила бы… не с насильником, так с собою. Нет! Не надобно все торопить, хоть и хочется, пусть времечко неспешно идет – все равно яблочко-то созреет, упадет к ногам… вот тогда и сладко будет… и по любви, без всякого принуждения.
Ох…
Вздохнув, молодой атаман улыбнулся и заложил руки под голову. Снова заныл шрам – на погоду, верно, к вечеру-то на тепло пошло, этак поутру и льда не будет. Сильно ноет-то, черт бы его побрал, – так, что и не уснуть. А не уснуть – так и пройтись, караулы проверить. Не проверял ведь, заговорился с Настасьей.
Выбравшись из-под полога, Иван накинул на плечи епанчу и, поежившись, решительно зашагал к берегу – проверку решил оттуда начать, со стругов. Моросил мелкий дождик, нудный и даже, казалось, теплый, как в самом начале осени. И в самом деле – потеплело. Это и хорошо, неплохо, что дождь. Кабы снег, так гораздо б хуже было.
– Кто здесь? Откликнись? – возопил, судя по голосу, похоже, Чугрей.
– Могилев! – выкрикнул в темноту атаман.
Из темных кустов тут же донесся ответ:
– Ревель!
И в самом деле – Чугрей.
– Случилось что, батюшка-атамане?
– Вижу-вижу – бдишь! – Иван одобрительно усмехнулся. – Ничего не случилось, просто с проверкой хожу. Тебя кто сменит-то?
– Афоня.
– Ох ты, Спаси Господи… ладно.
Пройдя у стругов, Еремеев направился к дальней полянке, на которой специально, сноровку, жгли отвлекающий костер, вокруг которого были
