невидимому отсюда оврагу. Яркие красные ягоды гроздьями свисали с веток.
– К морозной зиме, – вполголоса заметил отец Амвросий. – Ничего, перезимуем теперь. Еще б Господь помог с охотою.
– Поможет.
Обернувшись, атаман махнул рукой, направляя отряды:
– Вы – туда, слева, вы – справа рощицу обойдите, там и затаитесь, в урочище, ну а мы за овражком засядем. Ветер, слава богу, оттуда – не должен бы почуять зверь.
Иван не предупреждал охотников, чтоб вели себя осторожно, не разговаривали, не чихали, не кашляли – это и так было понятно всем, да и казаки – люди опытные, не дети малые, что их зря учить?
Проводив взглядом скрывшиеся в лесу отрядцы, Еремеев чуть выждал и направился через осинник, туда, куда не так давно ушли загонщики – к оврагу, оказавшемуся довольно крутым и глубоким, правда, едва заметным из-за разросшегося орешника и густо взявшейся по краям малины.
– Вот тут, в малине, и сядем, – указал атаман. – В оба смотреть, слушать!
На чистом белесом небе появились небольшие облака, тучки, пошел легкий снежок, тихий и редкий, вовсе не скрывавший видимость. Тусклое сибирское солнце то пряталось за облаками, то вновь показывалось, зажигая заиндевевшие с утра деревья сверкающим золотым светом. Оттого и лежавший под ногами снежок – еще едва взявшийся, без сугробов – тоже казался золотистым, а чуть впереди, у елей – уже отливал густо-зеленым.
– Господине… – тихо прошептал позади верный оруженосец Яким. – Я пищалицу твою прихватил, хитрую.
– То и славно, – повернув голову, тихо-тихо отозвался Иван, улыбнулся. – Вдруг да и сгодится? Хотя порох, оно, конечно, надо беречь.
Вообще-то пороха да всех пищально-пушечных припасов хватало, Строгановы на этом не экономили, струги загрузили щедро. И все равно – запасы-то не бесконечны, и тратить их на дикого зверя совсем неразумно. Сотня здоровущих мужиков – неужель рогатинами не управятся?!
Что ж, в каждом отряде по одной пищали было – на всякий случай, Иван Егоров сын Еремеев, несмотря на молодость свою, атаманом был осторожным и без толку рисковать не любил, чувствуя себя ответственным за всю ватагу. Одно дело – свою голову подставлять, и совсем другое – чужие.
Кстати, чужие, недавно прибившиеся по пути казаки – Карасев Дрозд, Лютень Кабаков, Исфак Шафиров – службу в новой сотне несли справно, правда, особой воли им пока не давали, присматривались, вот и на охоту взяли лишь белобрысого татарина Исфака, остальных оставили часовыми.
Солнце зашло за облако, сразу сделалось темнее и как-то спокойнее, тише – резко оборвала свое чириканье надоедливая синица, даже дятел стучать перестал: то ли уснул, то ли задумался, то ли просто прислушивался к чему-то.
Вот и охотники прислушивались, бросая напряженные взгляды на небольшую поляну близ устья оврага – именно туда, по сути, и должна была выбежать дичь. А вокруг росли могучие кедры, рвались вверх сосны, и стройные ели царапали небо своими мохнатыми вершинами. Стояла полная тишь… Нет! Вот снова чирикнула синица. А вот вороны закаркали, слетели стаей с ветвей… Напугал кто-то?
Чу! Где-то невдалеке, за кедрами, вдруг затрубили рога! Глухо рокотнули барабаны, загудели трещотки – загонщики погнали дичь!
Казаки радостно переглянулись, покрепче перехватывая рогатины, кто-то скинул лук…
К звукам охотничьих рогов вдруг присоединился еще один звук – рев, басовитый и утробный, реветь так мог какой-то крупный зверь… И в самом деле крупный – земля уже ощутимо дрожала, вот-вот – и на поляну выбежит… олень? Лось? Кабан?
Нет, скорее уж – целое стадо! Земелька-то вон как дрожит… даже кедры колышутся.
Как все, Иван азартно привстал, выглянул из-за кустов… и ахнул! Ломая крутыми, заросшими густой длинной шерстью боками вековые деревья, на поляну выбежало огромное, в три человеческих роста, чудище с большими бивнями и длинным хоботом-носом.
– Батюшки, свят-свят-свят! – несколько опешив при виде подобного чуда, закрестились казаки.
Лучше б они не высовывались! Заметив людей, непонятная, но видно, что хорошо уже разозленная зверюга, взревев, кинулась на людей! Что такому овражек? Перемахнет, даже и не заметит.
Что там такое?
– Эй, стой, куда?!!!
Поздно…
Наперерез громадине бросились двое молодых казаков с рогатинами, в одном из них Иван узнал бугаинушку Михейку Ослопа – зверюга просто поддела здоровяка бивнем, забросив на деревья, другого, похоже, собралась просто растоптать… Маленькие глазки чудовища налились кровью, взметнулся вверх хобот…
И тут прозвучал выстрел.
Зверь застыл, словно бы наткнулся на какое-то препятствие, взревел, передние ноги – колонны! – его подкосились, и непонятное животное тяжело рухнуло в снег.
– Прямо в глаз, – отдавая пищалицу оруженосцу, не удержавшись, похвастался атаман. – Как белку.
Товлынг – именно этого зверя и описывал недавно Маюни. К поверженному исполину уже бежали охотники, с любопытством глядя на целую гору
