них я никогда не выходила из петли мисс Дрозд.
Эмма шагнула вперед и потянула за собой меня.
— Хорошо! Мы пойдем первыми!
Я протянул вперед свободную руку, беспомощно обшаривая пространство впереди себя.
— Но я ничего не вижу!
Старший эхолокатор произнес:
— До выхода всего двадцать шагов, и…
— …промахнуться невозможно, — закончил младший.
И мы снова тронулись вперед, вслепую размахивая руками перед собой. Сначала я обо что-то споткнулся, потом зацепился левым плечом о стену.
— Иди прямо! — прошептала Эмма, дергая меня вправо.
У меня в животе все перевернулось. Я ощутил, что пустоты уже спустились в колодец. Теперь, даже если они нас не ощущали, вероятность того, что они выберут правильный поворот в тоннеле и найдут нас, была пятьдесят на пятьдесят. Красться и осторожничать было некогда. Надо было бежать.
— К черту, — заявил я. — Эмма, посвети!
— С удовольствием!
Она выпустила мою руку и зажгла такое пламя, что у меня чуть не вспыхнули волосы на правой стороне головы.
Я тут же увидел точку перехода. Она была прямо перед нами, отмеченная вертикальной линией, которую кто-то краской нанес на стену. Мы всей толпой бросились бежать к ней.
Как только мы ее миновали, я ощутил давление в ушах. Мы вернулись в 1940 год.
Очертя голову, мы бежали по катакомбам. Огонь Эммы отбрасывал на стены мечущиеся тени, а слепые мальчики громко щелкали языками и выкрикивали: «Влево!» или «Вправо!», как только мы подбегали к очередной развилке.
Мы пробежали мимо кучи гробов, затем мимо осыпи костей. И вот мы в тупике, у лестницы, ведущей наверх, в склеп. Я подтолкнул наверх Горация, затем Еноха, а потом Оливия сбросила туфли и взлетела вверх.
— Слишком долго! — кричал я. — Быстрее!
Я ощущал, что они приближаются. Слышал громкий топот их языков по каменному полу. Как будто воочию видел челюсти, в предвкушении убийства истекающие черной маслянистой жидкостью.
И тут я их увидел: мутные подвижные пятна в черноте тоннеля.
—
Когда я уже был на самом верху, Бронвин дотянулась и выдернула меня из люка, заставив миновать последние несколько ступеней. В одно мгновение я оказался в склепе, где меня уже ожидали друзья.
С громким стоном Бронвин подняла каменную плиту, служившую надгробием на могиле Кристофера Рена, и уронила ее на место. Не прошло и двух секунд, как что-то с такой силой ударилось о плиту снизу, что тяжелая каменная глыба подпрыгнула. Было ясно, что надолго она их не задержит, особенно с учетом того, что чудовищ было двое.
Они были так близко! Во мне оглушительно выл сигнал тревоги, а живот болел так, будто я выпил стакан кислоты. Взбежав по винтовой лестнице, мы оказались в нефе. В соборе было темно, и единственным источником света служило зловещее оранжевое сияние, мерцающее за витражными окнами. На мгновение мне показалось, что это последние лучи заката, но когда мы бросились к выходу, я заметил сквозь пролом в крыше черное небо.
Спустилась ночь. Вокруг продолжали рваться бомбы, причем с такой регулярностью, что грохот напоминал биение какого-то огромного сердца.
Мы выбежали наружу.
Глава десятая
Мы замерли на ступенях собора, в благоговейном ужасе озираясь вокруг. Нам показалось, что весь город охвачен огнем. Небо пылало оранжевыми бликами, такими яркими, что можно было читать. Площадь, по которой мы гонялись за голубями, превратилась в дымящуюся черную воронку. Сирены продолжали завывать, своим пронзительным сопрано оттеняя неумолимый мощный бас бомб. Тональность этого воя так напоминала человеческий голос, что казалось, все жители Лондона взобрались на крыши, чтобы вместе выплакать свое отчаяние. Благоговение сменилось страхом. Инстинкт самосохранения властно напомнил о себе, и мы сбежали по заваленной какими-то обломками лестнице на улицу. Мы пробежали мимо изуродованной площади и обогнули двухэтажный автобус, который выглядел так, будто побывал в кулаке свирепого великана. Я не знал, куда мы бежим, да нам и не было
