Бывших ведьмаков не бывает

Вот это да! Теперь понятно, почему Тимофей Хочуха был столь беззаботен, даже дозоры не выставил. Кого ему опасаться, когда крепость защищают колдовские чары? Никто не войдет и не выйдет… Не может такого быть!

Лясота прошелся по двору, внимательно глядя по сторонам и стараясь заметить каждую мелочь. Жаль, что он не может больше видеть! Тогда бы не составило труда разглядеть, что тут за чары.

Какая-то сила все время тянула его к колодцу, стоявшему прямо посреди двора. На вид колодец как колодец; обычный сруб, ворот с погнутой ручкой, рядом цепь, на которой раньше крепилось ведро. Но неожиданно свернув к нему в четвертый раз, Лясота сообразил, что же так привлекло его внимание.

Колодец не был ничем прикрыт! Просто сруб, просто остатки сломанного ворота с обрывком цепи — и все. А ведь их учили, да и сам он был тому свидетелем, что над каждым колодцем непременно ставится крыша. Либо в виде домика, либо это просто несколько сбитых вместе досок, которые на ночь кладутся сверху — вдруг кто-то упадет или нарочно бросят? Где же крышка? Непорядок!

Поискав глазами, Лясота заметил ее в стороне. Она валялась возле телеги, там же, где и запасные колеса; кабы не острое зрение, ее впотьмах нипочем не разглядеть. Сам дивясь своей хозяйственности, он поднял крышку и отнес к колодцу, намереваясь уложить сверху, но только…

— А ну брось! Чего творишь?

Противный тонкий голосок, словно раскаленная спица, вонзился в ухо, и Лясота от неожиданности уронил крышку на ногу. Ругнулся сквозь зубы и прикусил язык, когда услышал тихое «Ой»!

«Померещилось», — подумал он. Поднял крышку, утвердил на…

— Кому сказано, брось!

— Кто тут? — Лясота крутнулся на пятках, держа крышку перед собой, как щит.

— Мы тут! Брось, не смей!

Испуг и гнев, звучавший в тонком голоске, придал мужчине сил. Он вдруг сообразил, кто мог так говорить.

— Выходи.

— Вот еще!

— Тогда хоть знак какой подай, кто ты!

— А если я не захочу?

«Ах ты, дрянь такая! Еще и кокетничает!» — рассердился Лясота. Воображение рисовало местную нежить в облике капризной девчонки лет восьми- девяти, избалованной и уверенной в своей безнаказанности.

— Тогда пеняй на себя!

— И что ты мне сделаешь? Крышкой накроешь?

— А хотя бы и так! Тебе этого почему-то очень не хочется.

— Это не твое дело, чего мне хочется, — в голоске зазвенела обида.

Оказывается, и нежить можно задеть за живое. Эта мысль показалась ему настолько забавной, что Лясота усмехнулся и пожал плечами.

— А раз не мое, так не о чем с тобой разговаривать!

— Хотя, если угадаешь?..

— Некогда мне в загадки играть, — рассердился Лясота, понимая, что нежить его просто забалтывает, чтобы усыпить бдительность. И наверняка уже готовит ловушку или просто каверзу.

— А раз некогда, чего ж ты тут стоишь, а прочь не идешь? — В голосе послышалось ехидное хихиканье. Ну, точно, девчонка!

— Не твое дело, — огрызнулся Лясота, лихорадочно вспоминая, как одолевают такого противника. Знать бы, с кем имеет дело! То, что годится для усмирения, например, водяного, совсем не подходит для схватки с болотником. А оружие, годное против лешего, не принесет пользы, если вышел с ним против встречника.[9] Когда-то он все это помнил, знал, умел чувствовать. Все пропало, погибло там, в крепости и на этапе. На рудник он уже пришел слепым и глухим, и хотя время от времени что-то чувствовал, объяснить этого не мог.

— А я знаю. — Тонкий голосок упал до шепота. Ощущение было мерзкое — словно кто-то чем-то мокрым и противным щекочет ухо. — Ты сбежать надумал!

— Даже если и так, — он усилием воли заставил себя казаться спокойным и безразличным, — тебе-то какое дело?

— А такое, что без меня ты и шагу за ворота не ступишь!

Вот оно что! Он наткнулся на духа-хранителя этого места. Интересно, кто это? Обычная закладная жертва, которую помещают в основание дома или крепости в начале строительства, чтобы неупокоенный дух стерег это место? Чаще всего убивают петуха или кошку. Реже — собаку. Еще реже — корову или коня. И уж совсем редко, на крайний случай — человека. И, скорее всего, последнее предположение верно.