Огнивенко морщится. Вот с этой гадиной ничего не происходит необычного. Как была гадиной, так ею и осталась. Красным глазом косит и пальцами щелкает. Если бы не перчатки резиновые, давно бы класс подожгла.
И тут Вечный двигатель учудил. А может, он и не виноват. Кто-то описывается, а кто-то учуждает. По природе. В общем, скрип начинается. До зубовного скрежета. В смысле, не очень шумный, но пронизывающий. Все головами крутят, ежатся. Только Сергей Петрович не унимается. Продолжает рассказывать – про альфа и бета-ритмы, резонанс Шумана, ноосферу.
– Так вот, как показывают модельные расчеты, именно в шестидесятых годах нашего века должен был произойти фазовый переход в демографическом развитии человечества как единой системы. Его основная характеристика – радикальное изменение скорости воспроизводства новых поколений. Мы должны были столкнуться с феноменом резкого снижения рождаемости и не менее резкого роста продолжительности жизни. Причем и то, и другое – результат не только целенаправленных усилий самого человечества в области… кхм… контроля рождаемости и геронтологии, но и глубинных сдвигов в природе самих людей. Но, как вы все… кхм… знаете из учебников истории, Вторая мировая война внесла трагические коррективы в данный процесс. По самым сдержанным оценкам, общие военные потери в масштабах планеты достигли одного миллиарда жизней. Произошел не демографический фазовый переход, а слом всей демографической системы. Возникла точка бифуркации…
Он замолчал, потому как гул стал еще громче. А всему виной – Вечный двигатель. Разве можно допускать, чтобы его рядом с вечными двигателями сажали? На уроке физики? И вот вам – стоят, крутятся, двигаются, шарики по желобам то к магниту притягиваются, то опять вниз скатываются. Но самый мой любимый – колесо с шариками внутри. Оно-то и скрипит противнее всех. Нелегко нарушать законы физики. Даже с помощью вечного двигателя.
– Они у вас на моторчиках? – Сергей Петрович спрашивает.
– Джонсов, пересядь немедленно к Маршакову, – Фиолетта с задней парты.
– Продолжайте, Сергей Петрович, мы сейчас разберемся, – Дедуня.
Но Сергей Петрович с места резко срывается, будто из класса выбежать хочет, подскакивает к шкафу и достает из него мое любимое колесо. Оглядывает со всех сторон. Тем временем Вечный двигатель перебирается на новое место. Подальше. Чтоб реальность не искажать и законы физики не нарушать. Но это разве поможет? Малолетний преступник – по нему колония плачет. За злостное нарушение законов физики и наплевательское отношение к сохранению массы, энергии и момента движения.
– А ну стой, – ловит его за рукав Сергей Петрович. – Ты как это делаешь?
– Чего? – Вечный двигатель не понимает. Но силится понять. Черный, толстый, нелепый, с выпученными глазами. – Пустите. Я ничего.
И плакать начинает. Сергей Петрович его отпускает и наблюдает, как тот пробирается в самый дальний от шкафа угол. Скрип затихает.
– Очень интересная лекция, – говорит Дедуня.
– Да-да, – подхватывает Фиолетта. – Правда, дети?
Сергей Петрович ставит замерший, как ему и полагается всеми законами сохранения, вечный двигатель обратно.
– Хорошее у вас лабораторное оборудование, – говорит. Невпопад.
Возвращается к столу и смотрит на исписанную доску. От непонятных закорючек на нее смотреть страшно. Расстегивает портфель и выкладывает ворох бумаг. Стирает с доски и пишет. Не знаю, как вам, а по мне – еще более замысловатое. И рисует. Волнистые линии.
– Вот, – говорит, – для размышлений. Система дифференциальных уравнений в частных производных, описывающих бифуркационное поведение демографической системы. Она, доказано, имеет общее решение, но нам пока удалось отыскать несколько частных, которые сами по себе весьма интересны. Если у кого-то возникнет идея, как из них получить общий вывод, может выйти и написать. Можно даже с места сказать, – и осматривает нас, идиотов, из-под кустистых бровей. Пристально, ну точь как Фиолетта на классном чае.
– Сергей Петрович, мы ведь договаривались, – Дедуня напоминает.
– Невероятно, – качает головой Сергей Петрович, – невероятно.
Дальше рассказывает про демографию, но заметно, что ему уже не до резонансов всяких, он от Вечного двигателя взгляд не отрывает. Надеется, что тот и задачку ему поможет решить. Бедный, бедный Джонсов. Самая безобидная фигура в классе. Кулачища на рубль, а обидеть или сдачи дать не может. Он даже не пишет, а каракули рисует. Каля-баля.
И Надежда на доску не смотрит. В окно глядит. Я так надеюсь. Потому как между окном и ней – новенький ученик. Иванна, будь неладна. Как бы на нее еще раз Огнивенко натравить? Чтоб свое место знала. Где-нибудь на задней парте. А больше никого к этому в нашем классе и не приспособишь. Тараканы тараканами, а тут еще и буйным быть надо. И чего Надежде во мне недостает? Мы с Надеждой ходим парой, мы с Надеждой не враги. Или надо быть гордой? Задрать свой поросячий нос и не обращать внимания – кто с кем?
Только так не будет.
Без Надежды меня нет.
Звонок. Как всегда для учителя, а не для учеников. Мы и не претендуем, но начинаем шуметь.
– Звонок для учителя, а не для учеников, – повторяет Фиолетта. – Продолжайте, Сергей Петрович.
