Варшава, 15 (27) ноября 1871 г., вечер
Генриетта вышла из будуара и маршевым шагом прошлась по квартире. Яся-хозяйка даже застыла от неожиданности, увидав костюм пруссачки; впервые в жизни она удержалась от материнских советов и многочисленных напоминаний о том, как пристойно вести себя девушке. Она лишь открыла перед Геней дверь и скромненько сделала книксен на прощание. Во дворе пятеро ее сыновей, катавшихся по земле в драке за какую-то мелочевку, увидав воительницу, замерли и торчали с раскрытыми ртами, пока их жилица не исчезла в подворотне. Дворник вытянулся по стойке «смирно» и открыл перед юнкер-девицей дверки экипажа. Генриетта кивнула, и потрясенный труженик совка и метлы инстинктивно поднес пальцы в салюте к своей сидящей набекрень шапке.
Пруссачка проехала чуть ли не всю Варшаву, по пути проверяя вооружение и размышляя над тем, как можно было бы защитить посла. На сей раз она оделась так, чтобы Игнаций, если он вновь воплотится в демона, не спутал ее со своей давней любимой женщиной. Теперь он обязан распознать свою истинную любовь и, возможно, атаковать джентльмена, который напомнит ему убийцу. Уже дважды напал он на спутников Генриетты, считая, будто то и есть его преследователь и источник всех бед. Но в чем все они были на него похожи? В первый раз то был барон Лангенау, мужчина в возрасте; второй раз то был полковник Кусов, красивый на вид офицер, которому еще и не исполнилось тридцати лет. Что их объединяло? Только лишь компания Генриетты, или же что-то еще?
Девушка глянула на свои вычищенные, блестящие сапоги, наглянцованные до такой степени, что в них можно было смотреться. Костюм! На обоих были черные фраки, украшенные блестящим орденом! Да, так оно и должно быть! Таким образом, чешскому князю ничего не грозит, если только на нем не будет черного фрака с имперской наградой!
Экипаж остановился на небольшой площади перед «Швейцарской Долиной» — прелестным парком, располагавшимся при Уяздовских Аллеях. Кроме парка здесь же располагался просторный дворец с огромным, импозантным концертным залом, снятым на сегодня Музыкальным Обществом. Перед зданием клубилась толпа зевак; здесь же останавливались экипажи, из которых высаживались дамы в кринолинах и господа во фраках и цилиндрах. Хватало здесь и следящих за порядком полицейских и жандармов, правда, одетых в парадные мундиры. Помимо элегантных гостей, прибывающих в ландо и каретах, пешком пришло довольно много музыкантов победнее и студентов, которые, словно по приказу, расступились перед марширующей Генриеттой. Та отдала пригласительный билет стоящему у входа камердинеру. Мужчина вежливо поклонился и растворил перед девушкой дверь.
Юнкер-девица прошла через фойе с гардеробом и очутилась в просторном, очень высоком зале, потолок которого был украшен кассетонами[78] и картинами с амурами. Сверху свисали две громадные люстры, блистающие тысячами свечей. Праздничную иллюминацию дополняли выставленные на столах многочисленные камфиновые лампы[79]. По залу прохаживались гости, с любопытством поглядывающие на прибывающих. С появлением Генриетты разговоры утихли, все лица повернулись в ее сторону. Да, она произвела настолько шокирующее впечатление, что даже усмехнулась про себя.
И ничего удивительного; сегодня на Генриетте не было ни платья, ни шляпы. Собравшиеся увидали высокую женщину в синем парадном мундире, с офицерской рапирой у пояса. Плечи Генриетты были украшены серебряными майорскими эполетами, с левого плеча свисал толстый аксельбант офицера- пехотинца[80]. Опухоль на шее скрывала черная бархотка со свисающим под подбородком Железным Крестом, полученным за битву под Садовой. На сердце девушка носила еще один черный крест, но уже на белой ленте, украшенный золотой литерой «L» — то был орден Луизы, высокое отличие для заслуженных перед родиной прусских дам. Все это дополнялось характерным черным шлемом с шишаком-пикой — прусским пикельхаубе[81]. Генриетта сняла его и поправила ладонью «армированный» железными гвоздями кок.
— Дитя мое, как я рада тебя видеть! — загремел у нее за спиной дамский бас.
Генриетта обернулась и попала в море оборочек и бантов, украшавших импозантное платье пани Чверчакевичевой. Пухлая дама захватила изумленную пруссачку в объятия и любовно прижала к своему обильному бюсту. Затем представила своего супруга: худого, несколько обескураженного всей этой суетой и шумом типа, который занимал какую-то высокую должность в паспортном управлении.
Пани Чверчакевичевой было наплевать на взгляды любопытствующих, наоборот, судя по всему, она развлекалась на всю катушку. Толстуха взяла Генриетту под ручку и повела ее в обход вокруг зала. Правда, слишком долго поболтать они нее успели, не узнали никакую знаменитость, потому что на средину выступил президент города, генерал Витковский[82], в сопровождении князя Хотека. Их окружало несколько жандармских офицеров и полицейские в гражданской одежде. Генриетта даже зашипела, увидав чешского князя, исполняющего функции австрийского
