Ро берет меня за запястье и дергает полоску ткани, обернутую вокруг него. Он разматывает муслин, охвативший мою тощую руку так плотно, что я уже и забыла, что это не часть моей кожи.
Теперь мое запястье открыто, и Ро закатывает собственный рваный рукав.
Мы сплетаем пальцы, и Ро прижимает свое обнаженное запястье к моему. Я позволяю волне прокатиться по всему моему телу, от той точки, где встретились наши руки, и до ног, зарывшихся в песок.
На моем запястье – одна серая точка, цвета океана под дождем.
На запястье Ро – две красные точки, цвета огня.
Сходные метки наших сходных судеб, хотя мы и не знаем, что они означают. Но если мое имя Печаль, имя Ро – Ярость. Но что представляю собой я, что представляет собой Ро – это тайна. Нечто такое, что может убить нас обоих, хотя мы так и не узнаем почему.
Нечто такое, что, возможно, стало причиной смерти падре…
Я жалею, что не прочла книгу падре до того, как обменяла ее на свободу. И Ро нужно было бы ее прочесть.
Моя серая точка прижимается к красной точке Ро.
Мы оказываемся в мире, где нет никого, кроме нас двоих. Мы связаны метками на наших руках и в наших сердцах.
Ро оборачивает лоскут вокруг наших прижатых друг к другу рук, приникает ко мне всем телом, и я чувствую, как соприкасаются наши выпирающие ребра. Мы зеркальные отражения друг друга.
Печаль в ярости. Боль в гневе. Слезы в неистовстве.
Я становлюсь Ро, а Ро становится мной. Он впитывает мою великую печаль, то пугающее, что живет внутри меня. Он бы все сделал, чтобы прогнать это. А я впитываю его алую ярость. Я переполнена ею. Красная искра, которая есть Ро, теперь ушла на двадцать футов вглубь меня.
Я не могу удерживать ее долго.
Падре говорил, что Ро – это слишком для одного человека, что, если я буду продолжать это делать, если я позволю ему продолжать это делать, я могу и не найти обратной дороги. Но я позволяю его боли подводить меня к краю безумия.
Падре.
Я открываю глаза и обнаруживаю себя в объятиях лучшего друга. Это достаточно безопасное место, чтобы разрыдаться.
Слезы потоком вырываются из моих глаз и текут по лицу. У меня нет сил на то, чтобы остановить их.
Ро сжимает мою руку, давая возможность выплакаться.
Когда все выплакано и нам приходится отложить чувства на другое время, Ро помогает мне снова забинтовать запястье. Его кожа больше не обжигает, и он небрежно опускает на место рукав. Ро не так боится своей метки, как я – своей. Он не боится даже патрулей симпов, которые, как я знаю, не уйдут слишком далеко, как бы долго мы ни выжидали.
– Тебе бы следовало быть поосторожнее. Кто-нибудь может увидеть, – говорю я.
– Да? Ну и что?
– Они тебя увезут, как пытались увезти меня. Запрут где-нибудь там, в Хоуле. Будут тебя использовать. Истязать.
Я стараюсь не напоминать Ро, что это может означать для меня, как я боюсь этого.
– И что, нам теперь вот так и прятаться всю жизнь? Пока не умрем? – В голосе Ро слышится горечь.
– Может быть, это не навсегда. Что, если падре прав, и мы действительно особенные, и у нас больше сил, чем мы догадываемся? Что, если именно поэтому симпы явились за мной? – Я никогда ничего подобного не говорила, но теперь я в отчаянии. Мне необходимо поддерживать в Ро спокойствие, пока он не добился того, что его застрелят. – Мы ведь не можем больше считать миссию безопасным местом, Ро. Даже если нам больше некуда пойти. – Я нервно сглатываю.
– Но зачем прятаться, если мы такие уж особенные? Что, если мы
Ро ерошит волосы, он просто не может оставаться неподвижным.
Да, он только этого и хочет. Спасти мир и всех живущих в нем.
А я прямо сейчас хочу спасти только того единственного родного мне человека, который у меня есть. И неважно, хочет он сам или нет.
Я повторяю попытку:
– Падре говорил, что нас, таких, каковы мы есть, можно использовать против нас же, если мы не будем осторожны. Так что мы можем лишь ухудшить дело.
Ро теряет терпение. Мы оба уже готовы выйти из себя.
– Конечно, Дол. Но падре еще и то говорил, что правда освободит нас. Он говорил, что нужно подставлять другую щеку. Говорил, что надо любить ближних. А теперь он мертв. – Я отодвигаюсь от Ро, но он хватает меня за руку. – Я любил падре, Дол, любил так же, как ты.
