В Посольстве знают, когда я шевелюсь, потому что шевелится мой палец.
Я думаю о гирлянде огоньков, которые Ро подарил мне на день рождения. И как испугался падре того, что нас могут заметить.
И о том, как он был прав, боясь их.
Я снова шевелю пальцем, но когда огоньки на стене вспыхивают, я замечаю нечто куда более тревожащее. Мое правое запястье прикрыто аккуратной тонкой повязкой.
Пока я рассматриваю собственную руку, гул машины становится громче…
– Медики не трогали твою метку, если именно это тебя беспокоит. Ты выглядишь встревоженной.
Голос раздается у меня за спиной. Я резко разворачиваюсь на койке, но сзади никого нет.
– Это всего лишь рутинная процедура. Стандартное исследование, принятое в Посольстве, проверка ДНК. Все прошло, как и ожидалось.
Я выбираюсь из постели. Пол под ногами холодный.
– Мне очень жаль. У меня не было желания пугать тебя. Я выжидал подходящего момента, чтобы представиться, но до сих пор ты была погружена в быстрый сон.
Я отступаю к двери, пытаюсь снять проволоку, привязанную к пальцу, срываю с запястья повязку. Вроде бы рука в порядке, только рядом с моей меткой – маленькое кровавое пятнышко. Я делаю глубокий вдох.
Я внимательно осматриваю комнату, но не вижу ничего такого, откуда мог бы исходить голос. А потом замечаю маленькую круглую решетку, врезанную в стену рядом со мной.
– Лукас за это утро уже дважды спорил со мной из-за тебя. – (Я вздрагиваю, услышав это имя.) – Позволь мне сказать: я не подсматривал, как ты спишь. Я просто наблюдал за твоим сном. Ради диагностических целей. Желаешь, чтобы я объяснил разницу?
Я вспоминаю свой сон.
– Нет. – Здесь, в этой комнате, мой голос звучит как-то неправильно. Я откашливаюсь. – Спасибо тебе, Комната.
Я опираюсь одной рукой о стену. И вижу другие решетки: на потолке, стенах, над моей койкой. Похоже, эта комната специально предназначена для таких вот особых разговоров.
Безликих. Бестелесных. Из засады.
– Диагностические цели?
Я решаю, что лучше поддерживать беседу с голосом, пока не узнаю побольше о происходящем.
Пусть
– Возможно, тебе будет интересно узнать, что у тебя постоянно слегка повышена температура тела. Мне хотелось бы понять, нормально ли это для Плакальщиков?
Я снова откашливаюсь, пытаясь говорить как можно более спокойно.
– Для чего?..
Черт бы меня побрал, если я хоть с кем-нибудь в Посольстве буду говорить о себе!
– Ну, если быть точным, ты ведь именно так называешься, разве нет? Молодая особа с твоей генной классификацией? Икона Печали, так? Плакальщица. В разговорной речи грассов это звучит именно так?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Мои слова отдаются эхом в пустой комнате. Я хватаю со стула свою одежду.
– Я вижу, что ты, скорее всего, смущена. Но в данном случае очень важно понять связь между телесным и умственным, а это, конечно, проблема, которую я нахожу почти ироничной. Поскольку сам не обладаю физическим телом.
Мое белье и нижняя рубашка странно жесткие на ощупь. Их постирали, и явно не в старом корыте в миссии. Я принюхиваюсь к вещам. Они пахнут какой-то дезинфекцией. Я трогаю свои волосы, внезапно осознав, что и они тоже чистые. Меня помыли, отскребли, вытерли. От этого мне не по себе. Мне худо без грязи, без моей уютной второй кожи из земли и навоза.
Я чувствую себя выставленной напоказ.
– Кто ты? – Не снимая халата, я натягиваю на себя свои армейские штаны. – Почему я здесь?
– Я Док. Если точнее, так меня называет Лукас. Его спутница Тима Ли зовет меня Оруэллом.
– Спутница?
– Соученица. Родственница. Я уверен, она была там, когда тебя забирали.
Та девушка около вертушки. Я кривлюсь, вспоминая ее бешеный взгляд.
– Поняла.
