огромными глазами придушенного лемура, на которого случайно присел мишка-коала.
Действительность через такие линзы расплывалась мутным маревом.
Плюс эти идиоты!
– …Не тормози… стоп-кран… чаек у проводницы… плацкарту не уступай… – прорвалось сквозь «Чунга-чангу» со стороны веселящейся «родни».
«Жуй бананы, – мрачно подумал я, – дождемся моего хода. По плану дальше – детские капризы. Сольная партия. Вот где вам стоп-кран не помешает!»
И вообще! Конспираторы хреновы. Где это видано, чтобы папа с мамой так азартно глумились над собственным дитятей, столь любовно и нарядно одетым. Да при всей честной публике!
Никакой дисциплины в группе.
Размалеванный аляповатыми цветочками паровозик остановился, вагончик дернулся, и я чуть не клюнул очками свои собственные колени, маячащие у самого лица. Состав прибыл на конечную станцию. Наконец-то! Кряхтя, я выцарапался из этой детской душегубки.
– Гошенька! А мы тебе шарики купили, – продолжала резвиться Ирина, – смотри, этот с зайчиком, а этот с ежиком. Тебе какой нравится?
– Нравится, – непоследовательно буркнул я, вырывая из ее ладони нитки с чертовыми шарами.
Последний штрих к образу моего персонажа был сделан изуверски точно.
– Ну что ты, Гошенька, может быть, сладкой ваты хочешь?
– Да, Жорик. Что-то ты похудел, – коряво вписался в представление Сан-Саныч.
Уж лучше бы помолчал, артист доморощенный. Из погорелого театра.
– Не хочу ваты, – начал я вредничать, – жвачки хочу, клубничной. С Леликом и Боликом.
– Что ты, Гошенька! Жвачка вредная! Туда капиталисты заразу всякую добавляют, чтобы испортить советских детей.
– Жвачку хочу, – взял я разгон своей части выступления, добавив в голос пару плаксивых обертонов, – нету там никакой заразы. Купи жвачку! Купи-и- и-и!
– Ну где же я ее куплю, Гоша! Ее в магазинах не продают.
– Ты это, Георгий, ты давай не капризничай. Ешь вату…
Козет, блин, заткнись лучше! Сам ешь свою вату. По крайней мере, рот занят будет.
– Продаю-у-ут! Купи жвачку! Купи-купи-купи! Ну купи-и-и-и-и!!!
Ага! Морщимся. Не нравится? И это только прелюдия! Это я еще по асфальту в истерике не катался в своем красивом пальтишке. Где тут еще лужи остались? Вон, возле фонтана с ангелочками. Идем-идем.
– Ма-а-ма-а-а! Хо-чу жва-а-чки-и-и!! Ку-у-пи-и-и!!!
Гляжу, Ирине уже не до смеха. Оглядывается с легкой оторопью. Стыдно, наверное, за избалованного сыночка? Что же ты за мать такая? Жвачки для ребенка пожалела? Вижу, как старушки на лавочках критически поджимают губы и осуждающе покачивают головами. Такие приличные на вид люди, а ребенка мучают. Фу, как некрасиво!
Ну что ж. Настало время пустить слезу.
Встречайте кульминацию моего сольного этюда.
– Купи-и-и-и! А-а-а-а! Ы-ы-ы-ы! Ик-ик-ик! А-а-о-о-у-у-ы-ы!
– Гошенька…
– Георгий! Кхм…
– А-ргха-а-а!!! У-ргх-ы-ы! Ик-ик-ик!
Блин, как противно получается. Самому тошно.
– А ну заткнись, гаденыш! – шипит наклонившаяся ко мне Ирина, не выдержав напора. – Хватит уже. Достаточно. Убедил. – И громче, на публику: – Успокойся, милый! Вон там магазин. Сейчас пойдем, купим тебе жвачку.
– С Леликом… Ик!.. И Боликом… Ай!
Последнее «ай» слегка не вписывается в антураж сцены. И все из-за того, что Ирина незаметно ущипнула меня за ляжку.
– И с Леликом, дорогой, и с Боликом, пойдем скорей.
Меня схватили за руку и потащили через пешеходный переход к конечной цели нашей операции. Да так, что у меня ноги практически не успевали доставать до земли.
За мной в струях эфира дружно колготились зайчик с ежиком на легкомысленных воздушных шариках.
Идиллия!
Возле магазина Внешпосылторга народу было преприлично.
Впрочем, как обычно. С недавних пор администрация собственным волевым усилием ограничила свободный вход в «Березку», запретив посещение
