Мартын выпрямился, сбрасывая невидимое давление, прищурился, приглушая на миг свет глаз. Ведьмак выставил ладонь, отражая что-то не видимое человеку. Кончики пальцев налились краснотой, кожа пошла волдырями, как при ожоге. Парень вернул огонь отправителю.
Магическая драка — это не выкрикивание заклинаний, на которые банально не хватит ни времени, ни дыхания.
Когда Семеныч, воздев руки к небу, проговаривал каждый звук, создавая вокруг Юкова защитный барьер, когда Тамария приносила клятву, обрекая свою зависимость от севера в слова, они строили. Созидать всегда сложнее, чем ломать. Создание подчинено строгим законам, тогда как разрушение инерционно и хаотично. Ломать легче и быстрее.
Схватка колдунов — это не размахивание посохами, разве что их решили использовать в качестве дубин, не полет волшебных палочек, и не поднятие к небу каменных ножей или рогатин. Когда сталкивается магия — это молчание, чередуемое стонами боли. Скупые движения, легкие повороты корпуса и чистая сила, помноженная на знания и мастерство. Надолго, как правило, такие противостояния не затягиваются.
Ведьмак согнул пальцы поврежденной ладони, не обращая внимания на боль и лопающиеся волдыри. Воздух вокруг молодого целителя замерцал голубоватыми искрами, инеем оседая на темных ветках и коже парня. В лицо дохнуло ледяным ветром, на миг, в раннюю весну гор вернулся самый сильный, самый беспощадный холод севера. Чтобы тут же осыпаться белесой пылью, когда Мартын повел плечами и вскинул голову. Самонадеянный молодой целитель. Опыт против напористости.
Заклинание было с начинкой, такие еще принято называть двойными, а может, ведьмак смог выпустить сразу две ловушки. Я не видела процесса, лишь результат, остальное додумывала, и возможно, ошибалась.
Осыпаясь, снежная пыль вместо того, чтобы упасть, зависла в воздухе и вдруг рванулась обратно. К целителю, который, сверкая изумрудной зеленью глаз, заставил ведьмака закричать, снова сделав что-то с его сосудами. Атаковав, защититься от вошедшего во вторую стадию заклинания, парень не успел. Ледяная пыль сменилась обжигающими искрами, холод — огнем. Раскаленная пыль, словно намагниченная, ринулась к телу Мартына, прожигая насквозь одежду и кожу. Ведьмак менял управляемые стихии с легкостью фокусника. Теперь уже закричал парень.
Все заняло несколько секунд, за которые я успела только подняться на ноги. Качнулась, устояла и сделала первый шаг из многих, бросившись к парню. Но тот уже падал, пусть и стряхнув с себя большую часть огня. Время упущено. Те доли секунды Ксьян использовал в свою пользу. Новая магия обрушилась на Мартына, вернее, подстерегала на земле. Влажная почва вдруг утратила твердость, став вязкой, как кисель. Под упавшим целителем разверзлась зыбкая топь. И уже не имело значения ответное заклинание Мартына, брошенное скорее со злости и от бессилия, чем из надежды отыграться. Каждый волосок на голове Ксьяна налился серебристой сединой, а лицо прорезали морщины.
Какой же медлительной я была на самом деле. Нечисть быстра, а ее магия еще быстрее. Что я могла сделать? Вытянуть парня из болота, в которое вдруг превратились горы? Или броситься на Ксьяна?
Ведьмак поднял ладонь, готовясь нанести последний удар.
Налетевший ветер рванул полы куртки палача. Земля тут же вернула себе твердость, застыла вместе с полупогруженным в нее целителем. Бок, ухо и половина щеки парня остались вросшими в горную породу.
Ксьян закричал, но не от боли, а от бессилия. Но это я поняла чуть позже, когда крик перешел в злобный рык. Когда один ведьмак, подхватив с земли сверток, нырнул в густой ельник, а второй выскочил на просеку. Их так легко перепутать в обычной жизни, и совсем невозможно в эту минуту. Из-за отчаяния восточника, из-за скорби в позе, в дыхании, в голосе, когда он кинулся к сыну.
— Влад, — мужчина перевернул охотника, на него безучастно смотрели карие глаза, сына больше не волновали ни слова отца, ни артефакты, — Влад…
Треснула земля, из твердого плена, выбрался Мартын.
— Целитель, можешь что-нибудь сделать? — спросил ведьмак.
Парень покачал головой. Сделать упыря из трупа, думаю, нетрудно, но воскрешать мертвых, излечить не только тело, но и вернуть душу, вернуть личность — это магия высшего порядка. Магия высших ступеней и демонов, которые создают визиргов, и не дают заложникам уйти без разрешения.
Все роды нечисти делятся на низших и высших. Нелюди, колдуны, баюны, охотники, лешаки, изменяющиеся, джины и другие — относятся к высшим. Подвии, падальшики, свары, робазы, заговорщицы и еще пара сотен родов — низшие. Главное отличие одних от других даже не в силе, лгуна тоже может снять с человека кожу, но тот же сказочник сделает так, что жертва еще и благодарить за каждый лоскуток будет. Отличие в том, что низшим может стать и человек, тогда как высшим можно только родиться. Низшие бывают разными, потомственными и заложившими душу людьми. К примеру, Веник — заложник, бывший человек, а вот его сын уже потомственный падальщик. Марк потомственный, но размашистая «зед» так и останется его знаком, как напоминание о том, как получил силу его отец.
Влад не хотел быть низшей нечистью, а потому умер, как человек.
Константин мог бы попробовать вернуть ушедшего, целитель с уровнем «черный», но не его «зеленый» сын.
Затрещали сучья, к огню выползла Пашка, не девушка, змея. Свет играл огненными бликами на чешуе. Мужчина, именем которого мы даже не удосужились поинтересоваться, прижался ко лбу сына и посмотрел в мертвые глаза. Картина из тех, что остаются в памяти надолго, даже в нашей тили- мили-тряндии, где детей приносят в жертву есть человечность, есть чувства, есть любовь, даже если ее объектами становится такое бесполезное создание,
