Благодаря железной мебели в библиотеке, откуда мы начали осмотр, паранормальных следов было относительно немного. Но даже здесь, погасив лампу и оставшись в полной темноте, мы начали замечать отдельные короткие вспышки потустороннего огня. Они были слишком бледными и слабыми, чтобы перерасти в настоящую манифестацию, но следы эктоплазмы – это всегда следы эктоплазмы, пусть даже и маломощные. Следуя стандартным, составленным еще Мариссой Фиттис, процедурам, Джордж измерил температуру во всех четырех углах комнаты и в ее центре. Аккуратно записал показания в свой блокнот. Пока он делал все это, я стояла рядом, обнажив рапиру, – сторожила и подстраховывала Джорджа. Затем я стала прислушиваться, Локвуд – осматриваться.
Увы, никакой новой информации ни мой Дар, ни Дар Локвуда нам не принес. Мои уши по-прежнему ощущали только тишину, она забивала их как вата. Локвуд сказал, что рассмотрел лишь несколько бледных пятен – очевидно, следы какого-то очень древнего, почти выдохшегося свечения смерти. По-моему, его гораздо больше заинтересовали висевшие на стене библиотеки фотографии.
В вестибюле термометр Джорджа показал в среднем одиннадцать градусов. Проблески плазмы стали ярче и чаще, они мелькали в темноте как огненные бабочки. Кроме того, появились первые нити зеленовато-молочного призрачного тумана, пока еще очень бледные и тонкие. Туманная дымка стелилась по полу и понемногу скапливалась в углах.
Вскоре я уловила своим слухом новый звуковой феномен – низкий, едва слышный треск, похожий на разряды статического электричества, которые постоянно доносятся из включенного радиоприемника. Треск появлялся и исчезал через равные промежутки времени, постоянно угрожая слиться в постоянный фон, но не делая этого. Я никак не могла объяснить себе, что это за шум, и его непонятная природа все больше начинала меня тревожить. Я изо всех сил старалась «выключить» этот шум, перестать слышать его, но безуспешно.
Тем временем Локвуд обнаружил в вестибюле три пятна свечения смерти, все они были очень яркими.
– Думаешь, недавние? – спросила я.
Локвуд снял солнечные очки и положил их в карман пальто.
– Или старые, но оставленные каким-то ужасным событием, – ответил он. – Точно сказать невозможно.
А вот на лестнице, как ни странно, ничего особенного не обнаружилось. Температура, которую измерил Джордж, здесь была такой же, как в вестибюле. Я, в свою очередь, не услышала на лестнице никаких новых звуков, ни намека на какие-нибудь крики и вопли.
Притронувшись – скорее на всякий случай – к каменным ступеням, я прислушалась, но почувствовала лишь смутную тревогу и беспокойство, – но их я ощущала и без этого.
Дальняя стена Длинной галереи терялась в тенях, и возле нее было очень холодно. Огонь в камине почти погас – оставался лишь последний слабый язычок пламени, он мигал, трепетал, но никак не мог исчезнуть до конца. Джордж вновь посмотрел на свой термометр.
– Восемь градусов, – сказал он. – И температура продолжает падать.
– Я начинаю испытывать мелейз, – сказала я. – Кто-нибудь из вас его ощущает?
Джордж и Локвуд дружно кивнули. Так, началось. Мелейз – знакомое, но всегда отвратительное ощущение, которое охватывает тебя при появлении призраков. Испытываешь упадок духа, на сердце словно наваливается камень, и хочется свернуться клубочком на полу и закрыть глаза…
Мы встали ближе друг к другу, положили руки на эфесы рапир и осторожно двинулись вперед.
Пока мы шли мимо чайного столика к выцветшему гобелену на дальнем торце галереи, вызванное мелейзом отчаяние становилось все сильнее. Температура быстро понижалась. Призрачный туман становился все гуще, окутывая ноги почти по колено, клубился по расставленным вдоль стены диванам. Оглянувшись назад, мы увидели первые явления – стоящие посреди вестибюля размытые фигуры.
Одной из главных особенностей слабых призраков Первого типа можно считать то, что лучше всего их можно рассмотреть боковым зрением, краешком глаза.
Призраков было трое – две детские фигуры и одна большая, взрослая. Кроме этого сказать про наших первых Гостей было нечего.
Стараясь не обращать на них внимания, мы принялись тщательно и осторожно изучать торцевую стену галереи. Возле нее было очень холодно, и с каждой минутой становилось все холоднее. Локвуд приподнял кончиком своей рапиры край гобелена, заглянул под него.
– Я собирался сделать то же самое, – сказал Джордж. – Есть там что-нибудь?
– Только каменная стена, – ответил Локвуд, отпуская гобелен. – Но место очень холодное.
– Да уж, – откликнулся Джордж. – Шесть градусов. Почти пять. Ну, с этим местом все понятно, двигаем дальше.
Закончив осматривать нижний этаж и возвратившись в вестибюль, мы погрузились в облако зловещего тумана, странных звуков и запахов. Здесь не было так же холодно, как в Длинной галерее, и атмосфера казалась не такой давящей, но сверхъестественные феномены можно было заметить повсюду. Мерзкий, похожий на разряды статического электричества, шум стал еще громче, Локвуд обнаружил новые пятна посмертного свечения. Явления появлялись все чаще. Они всегда возникали не рядом с нами, а поодаль. Призраки материализовались в дальних концах коридоров, в местах, где мы только что были или куда собирались направиться. Явления оставались размытыми, нечеткими, однако некоторые из них совершенно очевидно были призраками детей. Всех этих Гостей можно было считать типичными призраками Первого типа – ни на что не реагирующие, неагрессивные, просто слегка печальные.
