— Плоскозубые, — наконец процедил он сквозь зубы тоном Харуо.
— Смешно слышать, как ты это говоришь, — заметил Пулу.
Тристан не улыбнулся — он просто не мог этого сделать, и Пулу сказал:
— Твоего отца здесь нет.
— Я знаю это.
Пулу поднял голову.
— Где он?
— Там, — показал Тристан на небо. — Там, откуда упали моя мать и я, когда был маленьким.
— Ты упал в большом блестящем яйце. Пелан и я нашли вас в нем.
— Да. Назад мы будем возвращаться на таком же, — подметил Тристан. — Плоскозубые хранят их вон в тех белых гнездах.
Сидя спиной к спине в сгущающихся сумерках, Тристан и Пулу вглядывались в заросли, пытаясь обнаружить крадущиеся фигуры джаусов, и жевали кусочки сушеного мяса. Устроившись поудобнее, Тристан запрокинул голову, насколько это было возможно, и стал рассматривать звезды, уже хорошо видимые над грядой, оставшейся позади.
— Маленький брат, — напомнил ему Пулу, — джаусы приходят не с неба.
— За прошедшие две ночи не было никаких признаков джау, мы даже воя не слышали. Плоскозубые отпугивают их отсюда, как пейму.
— Ты что делаешь?
— Звезды разглядываю.
Пулу пошевелился, лишив Тристана опоры, и спросил через плечо:
— Где твой отец?
— Не знаю.
— А твоя мать знает?
— Может быть.
— Ты ее не спрашиваешь?
— Нет.
— Почему? Джва’лай ведь для нее.
Тристан опустил голову.
— Я не сказал ей о том, что ухожу.
Теперь Пулу повернулся к нему и посмотрел широко раскрытыми глазами.
— Она не просила тебя делать это?
— Нет.
— То, что ты делаешь, не джва’лай…
— Это мой святой долг! — пылко сказал Тристан. — Если бы я сказал ей, что уйду, то она не позволила бы это сделать и… — он пожал плечами, давая понять, что тогда на этом деле пришлось бы поставить точку с самого начала.
Пулу смог бы понять это: непослушание матери считалось святотатством.
Молчание продолжалось недолго, и Пулу снова задал вопрос:
— Почему ты считаешь, что она запретила бы тебе уйти?
— Плоскозубые для моей матери все равно что джаусы, — вздохнул Тристан. — Когда я был маленьким, между людьми моей матери и другими плоскозубыми шли большие войны и много людей погибло.
— Это были клановые войны? — спросил Пулу. — Но ведь глупо! Зачем?
— Я не знаю. Именно поэтому мы остались с ганианцами и не возвращаемся жить к плоскозубым после того, как упали с неба. Но у них есть штуки, которые летают к звездам. А другим способом отца не найти, — Тристан стал серьезным. Во рту у него пересохло. Он посмотрел в глаза своему товарищу. — Это опасно, Пулу. Тебе не обязательно идти со мной.
— Охотник, который уходит один, — сказал Пулу, — не может уследить за всеми джаусами сразу.
Внешне он оставался невозмутимым, но в голосе его слышался покровительственный тон старшего брата. Тристан долго глядел в янтарные глаза Пулу, как бы задавая немой вопрос. Ганианец промолчал. Он осмотрелся, поднялся на ноги и размял их.
— Уже достаточно темно. Пора в путь, маленький брат.
Тристан достал прохладный бурдюк и, взяв его в руку, на глаз прикинул его вес. Он передал воду вначале товарищу, сделал большой глоток сам и снова перекинул бурдюк через плечо.
